Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подожди, – сказала Эдит и остановилась, вынудив Фердинанда резко затормозить. Байрон тоже остановился, но не обернулся. – Почему ты хочешь, чтобы я была твоим другом?
– Приятно, когда есть с кем поговорить, – бросил он через плечо, а спустя пару секунд добавил: – И ты не худший человек в мире.
А потом олень поспешил вперед, не давая Эдит даже задуматься над ответом.
В этой комнате Эдит никогда раньше не бывала, что само по себе ни о чем не говорило: дом Сфинкса большей частью оставался для нее загадкой. И все же именно это помещение показалось в особенности странным.
Основную его часть занимал длинный медный резервуар, напоминающий силосную башню, уложенную на бок. Между ним и потолком змеились подрагивающие, гудящие трубы. Пол, выложенный белой плиткой и снабженный дренажными канавами, вполне подошел бы для скотобойни. Воздух был теплым и густым, как весенний туман. Он оседал капельками воды на скопище циферблатов над иллюминатором, возле которого стоял Сфинкс, поворачивая большой торцевой ключ, как будто заводил игрушку.
Байрон, похоже, боролся с животным желанием удрать.
Эдит отказалась бояться. Независимо от того, как ужасно Сфинкс ее изругает, независимо от того, какими наказаниями будет грозить, она не станет раскаиваться. В конце концов, ей оставалось только надеяться, что он не лишит себя полезной подчиненной лишь для того, чтобы отнять у нее второй шанс. Ей вернут руку, Сенлин вернется домой и будет капитаном, – в общем, все пойдет как надо.
Во что еще она могла верить?
– Вижу, ты гордишься собой, – сказал Сфинкс.
Он перенес ключ на другой болт в иллюминаторе. Эдит поняла, что он его открывает. Она стояла достаточно близко, чтобы почувствовать тепло от бака, увидеть конденсат на окне и золотой свет внутри.
– Нет, мне ужасно стыдно. Я предала свою клятву, я…
– Нет, Эдит, прошу, пощади меня; пощади нас обоих. Давай не будем вести себя как незнакомцы. Я знаю, почему ты это сделала. Ты проявила сентиментальность. Все, о чем ты думала: спаси мальчишку, спаси его! Спасти от чего? От меня, разумеется. – Металлический голос Сфинкса походил на воронье карканье.
– Да. – Эдит вскинула подбородок.
Она не стыдилась того, что сделала, – результат ее разочаровал, да, но не заставил стыдиться.
– Вот так, да. Честность тебе идет. И мальчишку я тебе прощаю. Девчонки более чем достаточно.
– Прошу прощения?
– Девочка. Я взял ее под крыло.
– Волету? – У Эдит закружилась голова. То ли от тесноты комнаты, то ли при мысль о том, что, пока она всеми силами защищала Адама, его сестра пала жертвой Сфинкса.
– Почему ты удивляешься? Потому что она молодая? Маленькая? Своенравная? Эдит, для такого… необычного человека, как ты, многовато предрассудков. – Сфинкс переложил торцевой ключ на новый болт.
– Я должна поблагодарить тебя за это.
– Разве ты еще не переросла ту историю? Ты правда веришь, что я сделал это с тобой, что я настроил мир против тебя? Я не искалечил тебя, женщина, я сделал тебя целой.
Отчаявшись, Эдит заговорила голосом, который даже ее собственным ушам казался тонким:
– Ты подвергнешь ее опасности?
– Не моргнув глазом, – подтвердил Сфинкс, вытаскивая последний болт из стального кольца. – Она бы меня не любила, будь все иначе.
– Ты не можешь выбрать кого-то другого?
– Нет.
Эдит показалось, что она тонет.
– Я хочу тебе кое-что показать. Иди сюда, Эдит. Взгляни.
Оставшись в одиночестве, Байрон в волнении тер плиточный пол ботинком. Черный Сфинкс высился над Эдит, словно зачарованная кобра. Он открыл иллюминатор, и клубы пара затуманили его зеркальное лицо. Эдит двигалась как автомат. Она уперлась ногой в перила, окружающие резервуар, и заглянула в окошко. Внутри лежал человек в набедренной повязке, в позе трупа. Под бледной белой кожей виднелись вены, которые светились красным, словно угли.
Веки мужчины затрепетали, с трудом открылись, а потом Красная Рука отыскал ее взглядом и улыбнулся.
Нога Эдит соскользнула, или колено подвело, или Башня под ней дрогнула. Какова бы ни была причина, она упала, как будто ее скинула норовистая лошадь.
Ш – это Шельма, Шалун, Шалопут. Послушное чадо так не назовут.
Едва увидев чудовищную конструкцию с войлочным верхом, с аляповатыми плетеными карманами и массивными ножками в виде лап с когтями, Ирен и Волета единодушно решили, что бильярд – это мебель, маскирующаяся под спорт. Это было абсурдно. Ирен нашла кии неимоверно хрупкими, а Волета не могла понять, зачем в этой игре нужно тычками отправлять милые шары, похожие на карамельки, в карманы, как будто с ними нельзя делать другие, более интересные вещи. Разве не веселее смотреть, как они рикошетят, перескакивают через ограждение и катятся по полу? А почему ими не разрешается жонглировать?
Было странно находиться в бильярдной без «мистера Уинтерса» и Адама, которым нравилась игра и которые полдня занимались тем, что складывали шары, а потом гоняли их по столу. Эдит с одной рукой оказалась таким же хорошим игроком, как Адам с двумя. Она клала кий на край стола и наносила удар, полагаясь больше на изящество, чем на силу. Адаму нравилось играть за шекель, хотя ни у кого из них не было денег, чтобы делать ставки. Они вели счет, договорившись, что рассчитаются в следующий раз, когда им заплатят. Сейчас старпом опережала штурмана на три шекеля. Волета не могла не задаваться вопросом: когда ему удастся выплатить долг?
Они пришли в комнату, потому что таково было расписание, и ни одна из них не понимала, чем еще заняться. Они нервничали и, чтобы как-то отвлечься, начали катать шары взад и вперед друг к другу. Через несколько минут Волета сказала, что собирается попробовать карамболь – бросить мяч мимо Ирен так, чтобы он вернулся обратно. Подразумевалось, что его не надо ловить. Ирен не возражала, но она и так не очень-то старалась поймать шары, которые бросала девушка. В мыслях царил беспорядок.
– Ну что с тобой такое, Ирен? Это ведь совсем несложно.
– В следующий раз, – сказала амазонка невпопад.
– Что? – Волета опять толкнула к ней белый шар.
Ирен проследила, как он отскочил от ее рук и вернулся к Волете.
– Байрон сказал: в следующий раз. Ты уже встречалась со Сфинксом. Почему ты мне не сказала?
Волета опять толкнула к ней шар, с бо́льшим чувством:
– Потому что не люблю, когда мною пытаются руководить.
Ирен положила руки на углы стола, давая понять, что вышла из игры:
– Я не пытаюсь. Я тебе не мать.