есть [вещь], не зная, что она есть, – значит ни о чем не спрашивать. Легче [это спрашивать], когда мы что-то знаем о ней. Поэтому в той мере, как мы знаем, что она есть, в той же мере мы способны знать также, что́ именно она есть. Итак, для тех случаев, когда мы знаем что-то о сути [вещи], пусть первым [примером] будет следующее: пусть А обозначает затмение, В – Луну, Б – загораживание Землей. В таком случае спрашивать, происходит ли затмение или нет, – значит спрашивать, есть ли Б или нет; но это то же самое, что спрашивать, имеется ли основание для затмения. И если такое основание есть, то мы говорим, что есть и затмение. Или спрашиваем: для которого из двух [членов] противоречия есть основание, [например], для того, что [треугольник] имеет углы, равные [в совокупности] двум прямым, или для того, что он их не имеет? Когда же мы это нашли, тогда мы в одно и то же время знаем, что есть и почему есть, в случае если это [найдено] через неопосредствованные [посылки]. Если же нет, то мы знаем только то, что есть, а не почему есть. Пусть В означает Луну, А – затмение, Б – невозможность для Луны отбрасывать при полнолунии тень, когда между ней и нами нет никакого видимого [тела]. Тогда если Б (т. е. невозможность отбрасывать тень, когда между нами [и Луной] ничего нет) присуще В и А (т. е. затмеваться) присуще Б, то ясно, что происходит лунное затмение; но пока еще неясно, почему это происходит; и точно так же знаем, что затмение есть, но сути затмения не знаем. Но если ясно, что А присуще В, то спрашивать, почему оно ему присуще, – значит спрашивать, что такое Б – загораживание ли Землей, или поворот Луны, или потухание света. Это и есть основание для другого крайнего термина, как в этом [примере – основание для] А, ибо затмение есть загораживание [Луны] Землей. Что такое гром? Потухание огня в облаках. Почему гром гремит? Потому что огонь потухает в облаках. Пусть В означает облака, А – гром, Б – потухание огня; в таком случае Б присуще В, т. е. облакам, потому что в них потухает огонь. А, т. е. шум, присуще Б. Таким образом, Б есть основание для А – первого крайнего термина. Если же, с другой стороны, для [Б] есть другой средний термин, то это будет одно из остальных оснований для [А].

Итак, сказано, каким образом постигается и становится известной суть [вещи]. Так что о сути [ее] хотя и нет ни силлогизма, ни доказательства, но тем не менее она становится очевидной посредством силлогизма и доказательства. Таким образом, с одной стороны, без доказательства нельзя познать суть того, причина чего есть нечто другое, а с другой стороны, для нее нет доказательства, как мы об этом и сказали при рассмотрении затруднений.

Глава девятая

[Случаи, когда суть вещи не может быть познана через доказательство]

Причина одних [вещей] – в чем-то ином, причина же других – не в чем-то другом. Так что ясно, что и суть некоторых [вещей] не опосредствована, и, стало быть, она начало; а что [такие вещи] существуют и что́ они есть – это следует предположить или разъяснять каким-либо иным способом, что как раз и делает математик, ибо он предполагает и что́ именно есть единица, и что она есть. Те же из [вещей], которые опосредствованы, т. е. причина сущности которых есть нечто другое, можно объяснять, как мы сказали, через доказательство, не доказывая их суть.

Глава десятая

[Различные виды определения]

Но так как под определением разумеют речь о сути [вещи], то очевидно, что оно есть некоторая речь, указывающая, что́ обозначает имя, или другая речь касательно имени, например, что такое треугольник. Когда мы знаем, что [треугольник] есть, мы спрашиваем, почему он есть. Но трудно так постигать [определение вещи], о которой мы не знаем, что она есть. Причина же этой трудности была уже указана раньше, а именно что мы даже не знаем, есть ли [данная вещь] или нет, разве только мы знаем это привходящим образом. Речь же едина в двояком смысле: или в силу связанности, как, например, «Илиада», или в силу того, что одно [высказывается] о другом непривходящим образом.

Итак, одно из определений определения – это то, о котором только что сказано; другое определение – это речь, объясняющая, почему [вещь] есть. Таким образом, первое определение хотя и обозначает нечто, но не доказывает его; второе же есть как бы доказательство сути [вещи], отличающееся от доказательства положением терминов. Ведь не одно и то же, скажем ли мы: «почему гром гремит?» или «что такое гром?». В первом случае на вопрос ответят: потому что огонь потухает в облаках; на вопрос же, что такое гром, ответят: шум потухающего огня в облаках. Так что [в обоих случаях] одна и та же речь выражена различным способом: один раз – как связное доказательство, второй раз – как определение. (Кроме того, определение грома таково: шум в облаках; но это есть заключение доказательства сути грома.) Определение же неопосредствованного есть недоказываемое положение о сути.

Итак, одно определение есть недоказываемая речь о сути [вещи], другое же – силлогизм о сути [вещи], отличающийся от доказательства способом выражения; третье – заключение доказательства сути [вещи]. Из сказанного, таким образом, очевидно, в каком случае и для чего есть доказательство сути и в каком случае и для чего – нет; далее, сколькими способами дается определение и каким образом оно указывает суть [вещи] и каким – нет, а также определение чего есть и чего – нет; наконец, каково его отношение к доказательству и каким образом возможны [определение и доказательство] одного и того же и каким – нет.

Глава одиннадцатая

[Четыре вида причин как средних терминов]

Мы полагаем, что знаем тогда, когда знаем причину. Причин же имеется четыре. Первая – суть бытия [вещи]; вторая – то, при наличии чего необходимо есть что-то [другое]; третья – первое двигавшее; четвертая – «то, ради чего». Все эти причины обнаруживаются через средний термин. Ибо необходимость бытия одного при наличии другого не обнаруживается, когда взята лишь одна посылка; для этого необходимы по меньшей мере две посылки, и это получается, когда обе посылки имеют один средний термин. Если же этот один [средний] взят, то заключение необходимо. Это становится ясным также