Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Годы ненависти, годы презрения, годы соперничества, годы насмешек – все, так или иначе, казалось, шло к этому моменту, шло к тому, чтобы разрешить один очень давний спор всего за несколько секунд.
Конрад был быстрым, но лески оказались быстрее, и за долю секунды до того, как он отскочил от знака, они пронзили его, отвлекая. Знак под его ногами вспыхнул еще ярче, и Конрад застыл, обездвиженный уже магией. Тогда Аргза, не мешкая, бросил в знак мешочек со всеми заготовленными им ингредиентами, одновременно начав монотонно произносить заклинание, которое зазубрил наизусть.
Голубое пламя, вспыхнувшее в следующий момент, ослепило его, оглушило, выжгло ему, казалось, не только глаза, но и всю кору мозга. Сияние выжигало его дотла, и он запомнил это до конца своей жизни.
На него обрушились тонны, вольты, тысячелетия, километры неведомой силы. Он почувствовал себя открытой дверью, через которую лилось чистое пламя энергии, превращавшее в угли саму Вселенную, и в то же время в обратном направлении в эту дверь задувал немыслимой силы ветер, дующий со стороны Конрада. Ветер и пламя, и энергия, и медленно пустеющие зрачки ненавистного двоюродного брата – вот и все, что составляло сейчас его жизнь, и у него больше не существовало ни тела, ни разума. Слои реальности, которые он теперь мог видеть так ужасающе четко, выгорали один за другим, и каждый отпечатывался на обратной стороне его век, ставших прозрачными изнутри.
Это сводило с ума.
Кажется, он потерял должную концентрацию, потому что шквальный ветер, прошивающий саму изнанку мироздания, вдруг начал дуть в обратную сторону, к Конраду. Бренное тело коварно вернулось. У Аргзы подкосились колени; он закричал, раздираемый той энергией, которую сам же впустил, но не услышал своего голоса.
Ну уж нет, подумал он со злостью, опомнившись. Не для того он столько готовился, чтобы вот так глупо все проиграть.
Он сосредоточился на этой злости, на своем незыблемом упрямстве. Он призвал всю свою силу, все свое мужество, чтобы снова развернуть ветер на себя. Его сердце заходилось в таком бешеном ритме, какого не бывало у него еще никогда. Что-то животное, неукротимое, дикое вырвалось в нем на свободу, и крик сменился торжествующим смехом. Голубое пламя плясало на лесках, соединяющих его с братом, и Аргзу растворяло в этом пламени на мельчайшие атомы. И каждый атом его смеялся и кричал одновременно…
…А потом все как-то неожиданно кончилось.
Аргза сделал вдох, обнаружив попутно, что, оказывается, на самом деле так и не издал ни звука и не пошевелился. Ветер стих, пламя погасло, но что-то все еще пульсировало внутри него, слишком горячее, слишком живое. Лески мертвенно покоились на перепачканных фосфоресцирующим зельем камнях, шестидесятилучевая звезда медленно гасла.
От Конрада Грэна не осталось даже трупа.
Аргза постоял немного, прислушиваясь к ощущениям. Ему показалось странным, что никаких особых изменений он в себе не чувствовал, но справедливо решил, что эффект проявится позже. В груди приятно тлели торжество и гордость победы. В целом он ощущал себя лучше некуда. Он посмотрел на время: час дня. Значит, на собрание он не успел, лидера обычно не ждали так долго.
А лидером теперь был он.
Но, пожалуй, все равно стоило там появиться. Сообщить о своем триумфе, чтобы все эти заносчивые адмиралы… Или нет, лучше не сообщать, решил он. Просто объявить о том, что он теперь во всем заменит Конрада, и ничего не объяснять: обойдутся. Он хмыкнул сам себе и переместился обратно на базу.
Вот тут-то его и ждал сюрприз. В конференц-зале на бывшей базе Федерации находились всего пятеро (или четверо, как посмотреть) человек: Близнецы и три трупа на полу.
Айлин и Рональд лежали рядом, Друм фон Строфф – чуть поодаль. Под всеми тремя натекла порядочная лужа крови. У Айлин была прострелена голова, у мужчин – сердце и легкие. Прострелены из обычного парабеллума. Пистолет валялся тут же, на полу, в крови. Близнецы сидели на столе со скрещенными ногами, зеркально отражая позы друг друга, и играли… нет, на этот раз не в ладушки, а в обыкновеннейшие карты. Лучезарные улыбки наконец-то стерлись с их одинаковых лиц, и теперь эти лица венчало одинаковое же скучающее выражение. На трупы возле стола они внимания не обращали.
– Какого хрена?
Близнецы даже не потрудились повернуться в его сторону, продолжая игру.
– Ты немного поздно, – произнесла Лилео. – Нам наскучило ждать.
– Понимаешь, – произнес Лилей. – Мы могли бы и не ждать вовсе, но ты единственный, кто еще не видел результаты нашей работы.
– И еще, – подхватила Лилео. – Мы хотели рассказать тебе все.
– Потому что, – подхватил Лилей. – Ты сам был довольно долгое время занят проворачиванием своей аферы, и мы подумали, тебе будет приятно знать, что ты такой не один.
У Аргзы закружилась голова от их мелодичных голосов.
– Твой брат, кстати, – сказала Лилео, – на самом деле о тебе заботился. Зря ты так с ним.
– Это ведь он, – сказал Лилей, – нанял того торговца, который продал тебе когти. Потому что знал: если он вручит тебе это оружие сам, ты их выбросишь назло ему.
– И это только один пример его заботы о младшем кузене.
– Впрочем, ты и сам все скоро увидишь.
– Когда его воспоминания станут твоими.
– Этого ведь еще не произошло?
– Похоже, эффект замедлен.
– Но по нашим расчетам…
– …это случится…
Аргза зарычал и шагнул к ним, ослепленный гневом. Как эти убожества смели за ним шпионить?! Он всерьез намеревался устранить их, как ненужных свидетелей, и ему было откровенно плевать, что они задумали и что тут случилось. Он уже активировал когти…
– …прямо сейчас, – докончили они фразу хором.
И его тут же пронзила дикая, невыносимая боль. Реальность снова вспыхнула перед его глазами. Череп сдавило в тисках, сердце, до того спокойно отбивающее привычный ровный ритм, вдруг снова взбесилось и начало как-то рвано дергаться в груди, словно бы пыталось освободиться от держащих его пут из вен и артерий. Чужие воспоминания, чужая жизнь хлынула через него сплошным потоком образов и ощущений, и всего этого было так много, что, казалось, не вмещалось в разум. Он опять начал задыхаться. Затем рухнул на пол как подкошенный и обнаружил, что не может пошевелить даже пальцем. Близнецы остались безучастны, продолжая размеренно шлепать на стол перед собой карты и говорить то по очереди, то хором, а он не мог вымолвить ни слова в ответ.
– Ты
