И все же, когда он ночью лежал на плаще, с презрением отвергнув палатку Эолейра, чтобы иметь возможность смотреть на яркие, мигающие звезды над головой, прежде чем они ныряли в черное море ночного леса, Морган чувствовал себя одиноким. Но самым странным было то, что он не мог сказать, чего именно ему не хватало.

Конечно, он скучал по Лиллии. Из-за разницы в возрасте иногда его самого удивляло то, как сильно он любил сестру. Они не так много времени проводили вместе в детстве; а когда она научилась говорить, Морган уже умел ездить на лошади и сражаться. Очень скоро Лиллия стала возмущаться, требуя, чтобы и ее учили сражаться на мечах. Это привело к серьезной ссоре между мамой Лиллии, которая категорически возражала, и бабушкой, считавшей, что в семье уже есть прецедент и девочка должна уметь постоять за себя.

Королева победила, как всегда случается с королевами, но после нескольких тренировок Лиллия пришла к выводу, что сражаться совсем не так интересно, как она думала, и пожелала учиться ездить верхом.

Во время долгого путешествия в Элвритсхолл Морган привык к тому, что они больше не видятся, она не будит его в жуткие утренние часы и не вытаскивает в сад посреди игры в кости, чтобы он посмотрел на удивительную птичку. Боль постепенно притупилась, и он почти перестал о ней вспоминать. Но, увидев, как сильно сестра выросла за месяцы его отсутствия, Морган испугался, сам не понимая чего. А когда он уезжал на этот раз, она заплакала, даже не пытаясь скрыть слезы, что было совсем не похоже на Лиллию, которую он знал, ведь обычно она плакала только из-за разочарования и гнева, когда ей не удавалось получить то, чего она сильно хотела. Такая живая, такая неутомимая! Как он мог испытывать к ней столь сильные чувства, когда ее собственная мать, казалось, едва…

И все же мать любила Лиллию, пусть по-своему, немного небрежно и отстраненно. А вот отец…

Он вздохнул и отбросил старое ужасное воспоминание. Оно часто возвращалось к нему, когда Морган оставался в одиночестве, и еще чаще, когда был один и трезв – вот почему он так не любил это сочетание, среди прочего.

«Станет ли кто-то еще по мне скучать? Моя мать? Наверное, немного, хотя она не выглядела особенно озабоченной, когда я путешествовал несколько месяцев с бабушкой Мириамель и дедушкой Саймоном. Да, конечно, она будет горевать, если я умру, – ведь кому интересна мать мертвого наследника?»

Морган надеялся, что бог его не слушает, потому что почти сразу пожалел о своих мыслях. Всю его жизнь отец Нуллес, да и другие, ясно давали ему понять, что любовь к родителям – это одна из самых важных заповедей бога. И он очень старался любить свою мать, действительно старался. Ведь бог ждал только лучшего. Однако Морган никак не мог понять, почему та совершенно не интересуется дочерью. Иногда складывалось впечатление, что она ее практически не замечает, за исключением тех моментов, когда графиня Рона или одна из придворных дам приводила Лиллию пожелать ей спокойной ночи.

Но его мать, хотя она и не проявляла особого интереса, никогда… никогда бы не сказала…

И он вновь попытался отбросить тяжелое воспоминание, но у него не получилось; оно поднималось, как яростное, зубастое существо, скользящее в воде между лилиями в самой глубокой части рва Хейхолта – вспышка теней, и вот оно уже овладело Морганом.

* * *

Это был очень необычный день, один из самых странных в его жизни, всего лишь через две недели после того, как во время летнего солнцестояния отец поймал его в Старой амбарной башне. Сначала он упал с Фестивального дуба, куда ему категорически запретили забираться – он так и не понял почему, во Внутреннем дворе замка другого такого удобного дерева для его целей не было. Он разбил колено и оба локтя, и они сильно кровоточили, когда Морган, хромая, вернулся в замок в сопровождении встревоженных горничных – он не разрешал им к себе прикоснуться, и они могли лишь вытирать красные капли и разводы, которые он оставлял на полу, шептаться и клокотать точно голуби. Его матери пришлось прервать разговор с фрейлинами, она взглянула на него, содрогнулась и махнула рукой, а потом приказала одной из девушек отвести его к лорду Тиамаку, чтобы тот о нем позаботился.

Позднее, когда маленький вранн тщательно промыл, обработал и перевязал его раны, он дал Моргану глотнуть чего-то из стеклянного кувшина. Напиток был сладким, но странным. Тиамак сказал, что он поможет ему отдохнуть.

Горничная привела его обратно, и теперь, когда Тиамак привел в порядок и перевязал его раны, мать разрешила ему полежать на маленькой кровати в ее спальне, если он будет вести себя тихо. Боль стала отступать, она возвращалась только в те моменты, когда он к ним притрагивался, напоминая, чтобы он поменьше шевелился. Морган немного поспал, проснулся, снова заснул, пока его мать и фрейлины о чем-то негромко беседовали, но когда он открыл глаза во второй раз, разговор в спальне стал громче.

Кто-то искал Джона Джошуа, потому что его хотел видеть лорд Тиамак. Это имело какое-то отношение к одной из горничных, и Морган лениво подумал, что, возможно, он что-то натворил, но не сумел найти за собой никакой вины. В любом случае в кровати было тепло, и ему не хотелось вставать и спрашивать. Через некоторое время он снова погрузился в приятный сон.

Он проснулся, или только наполовину, и увидел, что отец стоит рядом, и у него широко раскрыты глаза, как у святых на витражах в часовне. Его появление оказалось таким неожиданным, что Морган попытался вскрикнуть, но он все еще не избавился от сна и поэтому лишь застонал. Отец удивил его еще больше, когда наклонился над ним, поцеловал в лоб и прошептал на ухо:

– Я сожалею. Мне очень жаль.

Сердце Моргана забилось быстрее от его слов, он почти проснулся и услышал, как мать говорит:

– И ты пришел сюда? Ты сошел с ума, Джон. Ты к ней прикасался? А что, если ты заразился?

– Нет, я к ней не подходил, – сказал отец. – В отличие от Тиамака и остальных.

– Святая Элизия! Я не должна подпускать к себе никого из них.

– Маленький вранн совсем не глуп. Он сказал, что тут нечто другое. Он сказал, что дело в яде.

– О, господи, защити нас.

– Несчастный случай. – Однако Моргану показалось, что голос отца дрогнул. – Может быть, ее укусила змея. – А потом, с усилием, словно он хотел сменить тему, отец сказал: – Почему ты так напугана, Идела? Люди умирают по самым разным причинам. Смерть вокруг нас. Так решил господь.

– Потому что во мне ребенок, – сказала его мать.

Морган услышал в ее голосе триумф и гнев и окончательно проснулся, но не открывал глаз, потому что отец все еще стоял рядом.

– Ты…

– Я беременна. Я знаю, что это так, и повивальные бабки со мной согласны. Теперь тебе понятно, почему я испытываю страх?

– Ребенок. – Он произнес это слово так, как если бы сказал «стул» или «камень».

– Да. А почему ты так холоден, Джон? Разве мы не хотели еще одного сына, чтобы защитить преемственность?