— Нельзя! — обрубил старик капризно. — Надоели мне эти дороги. В Марселе распутица, в Нанте грязь пополам со снегом, в Ле Мане вообще на неделю застряли, пока вода в реке не спала… Хватит. Стар я для таких испытаний. Будем ждать здесь, в тепле и покое.

— Ну, да, ждать… А где потом найти её в громадном городе? Тут же народу — тысяч сто, не меньше!

— Триста тысяч, мой мальчик, триста тысяч! Но ведь и гостья не обычная, ты вспомни. А о таких всегда судачат на каждом углу. У хозяина гостиницы наверняка есть свои «уши»; вот увидишь, мы узнаем об Ирис Рыжекудрой всё: и когда она приедет, и где остановится, и охраняют ли её или можно будет спокойно прийти с визитом, как к знатной госпоже… Мы ведь тоже не из простых, если помнишь. Отчего бы ей не принять баронов-земляков? Тем более, родню покойной матери. Главное — убедить, что мы не попрошайки и не проходимцы, а в самом деле родственники. Придётся вспомнить Эйлин О'Рейли, ещё крошку; сказать откровенно, я больше припоминаю её бабку…

Он задумался. Поплотнее запахнулся в плед. Уже не мёрз, но по привычке, присущей пожилым людям, предпочитал беречь тепло и не упускал случая погреться «впрок».

— В Эйлин О'Рейли от рождения не было ни толики магии, ни капли, вот что удивительно. Хотя, если припомнить…

Под его бормотание молодой человек подхватился с кровати, прошёлся по комнате спорым шагом, разминаясь, сжимая-разжимая кулаки. Бездействие, служащее для деда отдыхом, внука угнетало. Вот он замер у окна…

Франки не знали, что такое — двойные рамы, лютые зимы и злые ветра. За одинарным оконным переплётом билась сухая былинка. Должно быть, ветер как-то занёс семечко, оно провалилось в трещину на каменном выступе и проросло в нанесённой земле. Но питательных веществ достало ненадолго, травинка усохла, даже не выгнав метёлку.

— … такие случаи нередки, — продолжал его дед. — Она родилась не феей, но стала носительницей фейской крови, которая рано или поздно оживает в потомках, даже в седьмом колене. Оттого-то я и сватал её за твоего отца. Жаль, отказали… Подумаешь, родственники! всего лишь троюродные… — Пояснил: — Её мать доводилась мне кузиной; ещё наши родители хотели нас переженить, для укрепления нашей магии, да не вышло, хоть и Эйтн тоже была уже не фея, не фея… А вот прабабка её обладала невиданным могуществом, но на ней всё, считай, и закончилось.

— Я помню, дед. Ты уже это говорил сотни раз.

— Молчи, мальчишка… — привычно огрызнулся старик. И пожевал впалыми губами. — М-да… Значит, в ней, в этой девочке, всё и ожило, Дар всех трёх поколений…

Юноша, тот самый, высокий, синеглазый, что улыбался Ирис в Марсельском порту, обречённо прикрыл веки. Потёр лоб.

— И что теперь? Если этого дара в избытке — надо его воровать? Губить всё, им созданное? И не стыдно тебе было осушить её сад? А чем тебе помешала эта добрая женщина, что пригласила нас в дом? Ты едва не убил её.

— Молчи! У-у… — Сухой, но ещё достаточно крепкий кулак погрозил в воздухе, но юноша лишь пожал плечами. Похоже, подобные стычки происходили не впервые.

— Это… её кормилица, вот кто. Я встречался с ней, когда… В общем, тебе не нужно этого знать. Она вспомнила меня, я по глазам понял, что вспомнила, и теперь может наболтать девчонке всякого. Та обидится, заартачится, и тем труднее будет её уломать. Фей, будь они неладны, нельзя выдавать замуж насильно, иначе их магия меняет полярность, а нам нужна светлая, чистая, укрепляющая наш Барьер…

— Погоди-ка.

Молодой человек нахмурился.

— Что значит — замуж? Ты же сказал, что мы просто пригласим её к нам, на родину? Ты же знаешь: я обручён, и Несса ждёт меня!

— Несса, Несса… Что толку в твоей Нессе, если в роду у её не было даже завалящегося гнома? Нам нужно обновление друидской крови, а ему поспособствует только брак с феей. Лишь в её лоне дитя усилит даже мизерный Дар, а от тебя должны быть зачаты сильные друиды. Хоть ты сам — не бог весть что, но ты мой внук, а я знаю ритуал передачи силы кровному родственнику. Я поделюсь с тобой, ты — с будущим сыном… и древо нашего рода возродится. И снова на остров кельтов придут старые божества, призываемые нами, и возродятся капища…

— И будут кровавые жертвы, — не выдержал внук. — Дед, хватит жить прошлым! Не всё в нём так радужно, как тебе помнится. Старый Патрик не зря загонял друидов в рощи и устраивал суды: сколько народу они извели для своих предсказаний, пока не приучились читать будущее по кишкам овец, а не по человеческим! И, при всём уважении, скажу: не собираюсь я жениться на родственнице. Я люблю невесту.

— Хорошо-хорошо, — пробормотал дед, так же, как внук недавно, утомлённо прикрыв глаза. — Люби, кто тебе мешает. Люби, женись… я разве против? Обвенчаешься с ней по законам вашего Христа, и живи в благоденствии и процветании, а феей сочетаешься по нашим старинным обрядам. Будет она тебе женой только перед нашими богами.

— Дед! Да ты что?

— Да ведь так и делается, Райан, малыш. Откупиться можно от всех: Церкви отдашь свою лепту из жёлтых кругляшей, богам — их жертвы, вот и угодишь всем… А главное — перед законом чист, ибо языческий брак действующим не признаётся. И никакой ты не будешь при том многоженец…. Да и эта рыжая малышка, как родит нам твоего сына, вольна будет идти на все четыре стороны, и выходить замуж за кого угодно. Это я обещаю, и готов принести самую страшную клятву. Верь мне, внук! Всё, что нам надо — наследника с усиленной друидской магией, да ещё… чтобы она завершила наш барьер вокруг Изумрудного Острова. И когда мы уничтожим бриттов — новые тираны уже не придут. Довольно с нас!

Молодой человек стиснул зубы и перевёл дыхание.

— Ты обещал не давить на неё.

— Верно! И сдержу обещание. Ибо я не дурак, и нам с тобой нужно от неё согласие не вынужденное, но идущее от истого сердца. Внук, у нас впереди — великие цели, а тебя волнует никчёмная жизнь какой-то служанки!

— Что такого ей о тебе известно?

Старик помолчал, отведя глаза.

— Когда-то я порядком сглупил и погорячился, не думая, что рядом может быть свидетель неосторожных слов. Теперь расплачиваюсь. Ничего, Райан, голубчик, она нам уже не опасна. Да что ты волнуешься? Ты же влил в неё немного сил перед уходом, я почувствовал. Признавайся, влил?

— Потому что она умирала, — угрюмо ответил молодой человек. — Твоими стараниями… Мало того, что ты изуродовал прекрасный сад…

— О, да!

Глаза старика вспыхнули.

— Такая вкусная магия, такая сладкая… — зашелестел он. — О-о, я не пробовал такой с юности. Тебе не понять. Даже в ней, в этой служанке, кормилице, как её там… присутствовали её отголоски, оттого я и потянул, не удержался. Магия фей… она пьянит, как стоялые меды руссов, после которых отнимаются ноги, как чистейшая маковая роса, вызывающая грёзы наяву. Нет её слаще для друида, хоть раз вкусившего… Не осуждай меня, внук. Я захмелел, упился — и потерял голову. В сущности, надо было бы просто лишить её памяти, эту женщину, а я… потянул не память, а жизнь…