нем оказалось, как овса в мешке. Поделили они поровну и договорились молчать и не торопиться с реализацией. Но только тот, который обнаружил ящичек, не стерпел. Взял одно колечко с камушком, самое такое скромненькое, и понес его в магазин продавать. А там как глянули, так и поняли, какое это колечко. Пожарнику ничего не сказали, а кнопочку нажали. Ну, через пяток минут и забрали голубчика. А после и другого прихватили. Так что спешить с реализацией не следует. Пускай время пройдет. Впрочем, дело не во времени. Надо сменить место, уехать в другие края. А то тут начнут глаза пялить, как заживешь по-хорошему. Откуда, мол, у него такие доходы появились? А в новом месте никто ничего не знает. Приехал и живи-поживай да добра наживай. А нажить можно много. Первым делом «жигуленка» купить. Ну, само собой, ковры. Гарнитур… А больше, пожалуй, и нечего. Чего там? Костюм если? Так есть костюм-то… Ну, может, Анюте чего… А если спросят про «жигуленка», откуда, мол, так можно сказать — по лотерее выиграл. Впрочем, у кого своя машина, так на того и внимания особого не обращают. Эко дело — машина!

Я так размечтался, что не слыхал даже, как жена кричала меня к обеду.

— Оглох, что ли?

Я всполошенно вскочил. Побоялся, что жена увидит мой клад. Но тут же и успокоился. Чего бояться, если его нет. Помечталось только. Хорошо бы, конечно, найти. Да ведь надо знать, где он. А где?

— Слышь-ко, Аня, а что если бы я нашел клад? — сказал я жене.

— Какой еще клад? — сердито спросила она.

— Ну, какой, какой, самый настоящий. С браслетами, кольцами, драгоценными камнями…

— Нашел, что ли? — настороженно спросила она.

— Да нет… А вот, если бы нашел?

— Как же, найдешь. Так и валяется тебе клад! Иди-ко щи хлебать, а то простынут. Разогревать больше не стану. — И энергично пошла к дому.

А я за ней.

РУКА ПОМОЩИ

Чтобы в дальнейшем не было никаких неясностей, сообщаю: я — журналист, сорока трех лет, семейный. Работать приходится много, но я люблю свое дело. Заработка мне хватает, хотя, конечно, кое в чем приходится себя ограничивать. Я довольно часто печатаюсь в газетах и журналах, в отделе публицистики, и являюсь автором двух книжек очерков о передовиках заводского производства. По характеру отношусь к типу непосед. Ну, это естественно, иначе бы не был журналистом.

Вот это главное, что я считаю нужным сразу сообщить. Мелочи по ходу событий.

Начну с того, что в редакции нашей областной газеты я сижу в одной комнате с Виктором Половинкиным. Он в свободное время пишет роман. Десять лет он упорно пробивается в литературу, но ничего из этой затеи пока у него не выходит. И не потому что бездарь, нет — определенные способности налицо, но он из той многочисленной писательской середины, рукописи которой можно печатать, а можно и не печатать. Наиболее деловые из такой середины устраиваются неплохо. Вступив в Союз писателей, проявляют себя на общественной арене, избираются на разные должности и с годами достигают веса, физического и административного. Может создаться впечатление, что без них и мир бы не существовал и писатели не могли бы творить свои произведения.

Но Виктор Половинкин к такой категории не относится. Он не умеет устраивать свои дела. У него обычно складывается так. Когда рукопись обретает последнюю заключительную точку, он перепечатывает ее в трех экземплярах и один из них, первый, с трепетом в душе несет в редакцию журнала, тайно надеясь, что там сразу же за нее ухватятся и напечатают его роман. Критики тут же заметят юное дарование (сорока двух лет от роду), начнут восхвалять. И вот вам — Государственная премия!

Но, к глубочайшему сожалению Половинкина, варианты романа, которые он предлагал, дальше литературного консультанта не пошли. Литконсультант же, закинув ногу на ногу, держа в углу рта дешевенькую сигарету, с неприязнью смотрел на самотечного романиста, не понимая, за каким лешим лезут люди в литературу. Он сам давно понял, что дело это зряшное, как правило, обрекающее неудачников на трудную жизнь. О том, что есть и бездарные литконсультанты, он как-то не думал.

— Ну что вам сказать? — говорил он, перебрасывая страницы рукописи. — Вы, наверно, слыхали такое изречение: «Надо писать только тогда, когда не можешь не писать». Или как говорил Лев Толстой: «Не могу молчать!» Слыхали? Ну тем лучше. Тогда зачем же вы беретесь? Что вас заставляет писать? Неужели действительно не можете умолчать о том, как работает комсомольско-молодежная бригада? Можно, конечно, и об этом. Тем более, никакого открытия в такой теме нет. Но тогда уж извольте писать так, как никто до вас не писал. А пока не обижайтесь. Возвращаю ваш роман в целости и сохранности. Даже ни одной запятой не потерял.

Это был первый их разговор.

— А, это опять вы? — сказал литконсультант несколько удивленно, когда Половинкин снова принес ему тот же роман. «Рука помощи» он назывался. — Удивляюсь на вас. Ну зачем это вам нужно? Ну да, он, может быть, стал чуть получше. Но если нуль умножить на нуль, то что будет? Нет, единицы не будет… Почему графоман? Я этого вам не говорил. Вы знаете жизнь. Прекрасно ее излагаете самым совершенным газетным языком, не имеющим никакого отношения к литературно-художественному. Да-да, у вас нет самого главного, без чего не бывает настоящего писателя. У вас нет таланта.

— Вы твердо уверены, что у меня нет таланта? — забирая рукопись, спросил Половинкин.

— Уверен, как никогда! — авторитетно заверил его литконсультант.

На третий раз, когда довелось им встретиться, литконсультант со злой неприязнью поглядел на Половинкина.

— И вам еще не надоело? — спросил он.

— Нет, — упрямо ответил Половинкин.

— Что же вы хотите от меня?

— Чтобы вы еще раз прочитали роман. Я вам принесу его через неделю. Я много и плодотворно поработал над ним.

— Ну нет! Я не буду больше читать ваше творение. Я вам сразу