«Только ты, ты!» И на какое-то время забывал жену. Но проходило это время, и снова охватывала тревога, и опять он метался в думах, оправдывая себя и все же чувствуя свою вину. «Это все оттого, что у меня такой характер, — думал он. — Слишком совестливый. К тому же, мне ее жалко. Другой бы не пожалел. А я не могу. Вот это и мешает полной радости. Но если полюбил? Если иначе жизни не мыслю, то что же делать? Что? А там все погасло. Там уже ничего нет, только жалость к ней… Что же делать-то?»

В таких метаниях совести и сердца прошло немало пути. Немного поотлегло, когда вдоль дороги потянулся каменистый берег Черного моря. Зеленоватая вода плескалась среди бетонных волнорезов. Тысячи людей загорали, купались на пляжах. И подумалось: все будет хорошо. Теперь далеко, ото всего далеко.

На вокзале их окружила целая стая домовладельцев, так что комната нашлась быстро — хорошая, светлая, чистая, с видом на море. И базар был недалеко.

— Ну вот, теперь у нас все есть! Будем купаться, загорать, есть фрукты. Посидим в ресторане. Хорошо?

— Да, милый.

Высокий, немного полноватый, рядом с ней, тоже высокой и стройной, Петр Васильевич казался моложе своих лет. Ну, этому, конечно, помогала и радость. Еще бы, любить такую женщину!

— Сейчас пройдем на почту, а потом на базар. Купим виноград — и на море.

— Зачем же сразу на почту?

— А чтобы не думать. Там, наверно, от нее телеграмма. Надо ответить.

— Может, ты и прав.

До почты было недалеко, но к окошечку тянулась очередь.

— Зайди в магазин, что понравится — купи, — и дал ей денег.

Телеграмма была, но не от жены, а из горкома. Предлагалось немедленно вернуться.

«Что такое? — в недоумении подумал Петр Васильевич. — Почему немедленно? Что-нибудь на работе? Или… Или Татьяна нажаловалась первому? Он же такой, он не терпит подобного. Но тогда почему «немедленно»? Надо позвонить. Выяснить. Какая-то ерунда!»

Междугородная кабина находилась в этом же помещении. Он заказал срочный разговор. Первый не стал разговаривать. Передал через помощника, чтобы Петр Васильевич немедленно возвращался.

— Но ведь я же в отпуске, — взмолился он.

— Это указание первого, — сухо ответил помощник. — Советую выехать немедленно.

Растерянный, полный недоумения, вышел Петр Васильевич на улицу. Закурил, собрался с мыслями и немного поуспокоился. «Ничего, слетаю на самолете и вернусь. Даже если Татьяна и нажаловалась, то это не причина возвращать из отпуска. И потом, это слишком личное дело. Если на то пошло, то разведусь с Татьяной и женюсь на Эмме. Вот и все. Только так… Ну, а если по работе?.. Ладно, слетаю, все выясню».

Приняв решение, он отыскал в магазине Эмму.

— Тебе нравится? — Она надела соломенную шляпу с широкими полями, отчего ее лицо стало казаться маленьким и кокетливым.

— Хорошо, — невесело ответил он. И это не ускользнуло от нее.

— Получил телеграмму?

— Да.

— Она тебе и на том свете не даст покоя, — раздраженно сказала Эмма.

— Телеграмма не от нее. Из горкома. Просят немедленно вернуться.

— Что же такого может быть срочного? По работе?

— Не знаю… Всего скорее, что Татьяна увидела тебя. Ах, как ты неосторожно поступила. Конечно, она тебя увидела и нажаловалась.

— Но ведь ты же сказал, что она не приедет провожать.

— А она приехала… Ну ладно. Я скоро вернусь. Не расстраивайся.

Весь обратный путь — и на самолете, и на такси из аэропорта — Петр Васильевич готовился к разговору с первым. Да, случается в жизни и такое, когда пожилой человек влюбляется и ничего с собой не может поделать. Чувство сильнее разума. Да, стыдно, особенно перед детьми, хотя они и взрослые. Впрочем, именно потому, что взрослые, смогут понять его. Да-да, разведусь… Нет, это не просто увлечение. Это то, без чего нельзя жить… Эти доводы и подобные им приводил в свою защиту Петр Васильевич, и казались они ему убедительными.

Уже находясь в центре города, он решил позвонить домой. Что скажет Татьяна? Возможно, и не в ней дело. На его звонок никто не ответил. Тогда он позвонил на работу, своему заму. Может, там ЧП? Зам сразу же снял трубку, но на его приветствие не сразу ответил. Да и ответил как-то глухо.

— В чем дело? — строго спросил Петр Васильевич, уже догадываясь, что случилось что-то неладное на работе.

— Да видишь ли…

— Ну что там такое?

— Да с Татьяной Николаевной… умерла она.

— Как умерла?

— Ну, это не по телефону.

— Говори по телефону!

— Ну, она покончила с собой…

АНОНИМКА

Такого еще никогда у них в деревне не бывало, чтобы кто-то на кого-то в письменном виде наклепал и скрыл свое имя. А тут именно так и было. Началось с того, что анонимку первой прочитала секретарь сельсовета, — не такая уж и глупая баба, а ничего умнее не придумала, как передать ее председателю, вместо того чтобы вызвать его, Семена Николаевича Овцова, и втихаря сунуть ему эту галиматью. Именно галиматью, потому что иначе никак нельзя назвать эту паскудную писульку. Еще бы, в ней сообщали о том, что он, Семен Овцов, тайно встречается с Марией Андреевной Куликовой. Это он-то, у которого сын — капитан танковых войск и две замужние дочери, причем одна из них — депутат райсовета. Да кроме того, разве допустил бы себя он, Семен Николаевич Овцов, до такого позора, да еще с кем, с Марьей Куликовой?! Да ни в жизнь! На кой она ему, если он собственной женой не пользуется еще вон с каких времен. Да хоть была бы та Марья как положено бабе, а то ни рожи, ни кожи, один нос. А вот пришили «связь» — так и написано «связь» — и теперь доказывай.