Совершенно обнаженный Громов раз за разом приподнимал шкаф и вновь ронял его на пол, но ожидаемого грохота почему-то не было – лишь смягченные чем-то звуки ударов и приглушенные гортанные возгласы. Потом все стихло.

Когда зажегся свет, выяснилось, что шкаф лежит на полу не плашмя, как ему полагается, а сикось-накось, и из-под него торчат мужские ноги в туфлях из мягкой кожи. Ноги не двигались. Шкаф тоже.

Пока Светлана растерянно хлопала глазами, Громов успел сходить в прихожую и вернуться оттуда с кованой цепочкой, которую обычно носил на шее.

– Держи. – Сунув цепочку в вялую руку Светланы, он сказал: – Видишь обрывок нитки, привязанный к последнему звену? Отвяжи его, пожалуйста. У меня слишком короткие ногти.

– А для чего тут нитка?

– Маленькая военная хитрость, – улыбнулся Громов. – Я протянул ее поперек прихожей на тот случай, если вдруг явятся непрошеные гости. Как видишь, я не ошибся.

– Неужели тебя может разбудить звук упавшей цепочки? – изумилась Светлана.

– Там, где прошла моя молодость, нас учили просыпаться даже от шороха сколопендры, – просто ответил Громов. – Пожалуй, теперь я не столь чувствителен к постороннему шуму, но когда даешь мозгу команду отреагировать на что-то конкретное, он срабатывает.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Светлана. – Лично меня только шум упавшего шкафа разбудил, да и то не сразу. Так это тоже была ловушка?

– Ну да, – подтвердил Громов. – Опрокидываешь его в нужный момент ногами, и порядок. Простенько и сердито.

– Сердито? А мне говорил, что от лунного света загораживаешься.

– От лунного света тоже.

Громов до сих пор не потрудился одеться, но зато навесил на плечи кобуру, и, поколебавшись, Светлана попросила:

– Послушай, дай мне примерить эту сбрую. Мне кажется, в ней я буду просто неотразима.

– А это? – напомнил Громов, указав пальцем на виднеющиеся из-под шкафа подошвы. Он говорил о незнакомце как о неодушевленном предмете мебели, но кобуру расстегнул и сдвинул таким образом, чтобы в случае опасности моментально выхватить пистолет.

– Кто бы это мог быть? – опомнилась Светлана и принялась срочно разыскивать свои трусишки, которые, как нередко случается в самые неподходящие моменты, куда-то запропастились.

– Полагаю, это кто-нибудь из кунаков Сосо Медашвили, – предположил Громов. – Немногочисленный, но очень сплоченный и настырный народ. Лучше бы я с тараканами связался, честное слово… Впрочем, я могу ошибаться. – Он наклонился, взявшись за угол шкафа. – Сейчас поглядим.

– Подожди! – запаниковала Светлана. – Я не готова.

– Ты прямо как принимать посла иностранного государства собираешься, – проворчал Громов.

– Очень смешно. Послушай, где мои вещи?

– Твоя майка, надо полагать, валяется там, куда ты ее зашвырнула, – в соседней комнате. – Громов неожиданно прыгнул обеими ногами на зашевелившийся шкаф и продолжал как ни в чем не бывало: – Остальное, скорее всего, под этим предметом мебельного гарнитура. Честно говоря, у тебя странная манера раздеваться, дорогая. И потом эта привычка голосить, как будто тебя насилуют. – Он осуждающе покачал головой, а потом вдруг заулыбался до ушей: – Впрочем, это даже здорово.

– Тебе правда нравится? – Светлана недоверчиво вскинула на него глаза.

– Посуди сама, – предложил Громов. – Когда ты стенала в последний раз, соседи снизу тарабанили по батарее. Теперь я несколько раз уронил на пол шкаф, а им хоть бы хны. Как говорится, почувствуйте разницу.

Светлана почувствовала. Отправившись на поиски своей майки, она стучала своими ухоженными пятками так громко, словно вознамерилась пробить ими пол.

Гоги услышал мучительный стон. Ага, его очередной пленник пришел в чувство. Нужно плеснуть ему на голову холодной воды и продолжить допрос.

Но ведра нигде видно не было, как и самого пленника. И себя самого Гоги тоже никак не мог обнаружить. Где он? И почему стон вырывается из его собственной груди? Что за непроглядный мрак стоит вокруг?

Он открыл глаза и задергался, убеждаясь, что связан по рукам и ногам. Судя по шуршанию, которое издавали путы, это был скотч. Желая проверить обескураживающую догадку, Гоги приподнял голову и увидел над собой темную мужскую фигуру, почти неразличимую на фоне ночного неба.

В руке мужчины тлел огонек сигареты. Он спросил:

– Оклемался, абрек? А я уж думал, что зашиб тебя насмерть. Радовался.

Гоги вспомнил, как крался по квартире с сумкой, в которой лежали тротиловые шашки. Все было хорошо до тех пор, пока шкаф, который он намеревался обогнуть, стоял на месте. Потом все пошло кувырком.

– Ты Громов, да? – прохрипел Гоги.

– Да, – ответил мужчина. – Но ты поинтересовался бы лучше, что у тебя под головой.

– Сумка? – догадался Гоги, скашивая глаза то влево, то вправо.

– Твоя сумка, – пояснил Громов. – Внутри нее все в целости и сохранности. Шнур по-прежнему выведен наружу. Весь фокус заключается в том, что теперь тебе не удастся избавиться от своей ноши. Ты привязан к своей сумке. Буквально. – Громов тихонько засмеялся и посоветовал: – Не трепыхайся, кацо, ты упакован по всем правилам техники безопасности. Лучше слушай меня внимательно.

– Я слушаю. – Гоги постарался расслабиться, насколько это было возможно в его незавидном положении. На душе было по-прежнему муторно, но ноющее тело испытало некоторое облегчение.

– Вот главная новость для тебя. Я мертвый.

Гоги, который никогда прежде не интересовался загробной жизнью, ощутил себя так, словно ему на голову вновь обрушилось что-то тяжелое. В небе ни единой звездочки, вместо луны – мутное белесое пятно, вокруг чернеют то ли кусты, то ли клочья туч – не разберешь со страху.

– Ты живой, – возразил Гоги без особой уверенности в дрогнувшем голосе.

– Нет, – покачал головой Громов. – Ты пока не в аду, но я умер. Именно об этом ты сейчас расскажешь своему хозяину, Сосо Медашвили… Светлана, – повысил он голос, – принеси-ка из машины телефон, пожалуйста.

В девушке, которая протянула Громову трубку, без труда угадывалась молодая вдова Зинчука, которую Сосо превратил в свою подстилку. Прежде чем она удалилась, Гоги хотел обозвать ее сукой, но промолчал. Сейчас ему было все равно, кто кого трахает. В первую очередь следовало позаботиться о себе самом. Телефонный звонок – это шанс, которым нужно воспользоваться. Все остальное потом.

Громов, присевший на корточки рядом, легонько постучал трубкой по голове Гоги и попросил:

– Не отвлекайся на посторонние мысли, кацо. Слушай и запоминай. Все, что ты должен будешь сделать, это слегка приукрасить свои подвиги. Не такая уж непосильная задача для темпераментного кавказца?