Шеварднадзе поймал свою пулю на вздохе и захрипел, силясь освободить грудь от распирающего ее кислорода. Не сумел. Его голова с размаху ударилась об руль. Коротко мяукнул клаксон.

«Самару» выбросило из колеи, и она взмыла в воздух. Ощутив зубодробительный толчок, Гурген решил, что автомобиль благополучно коснулся земли передними колесами. Он ошибся. Это пуля ударила его под левый сосок. Следующая угодила в надбровье. Словно ломом изо всех сил в лоб ткнули, а потом сквозь дыру в черепе пронеслась тугая струя воздуха, и все ухнуло во мрак.

Все ж таки в ущелье Цихерва было не так плохо, как казалось, промелькнула потухающей искоркой последняя мысль…

А заваливающаяся набок машина все летела и летела вперед, и не было видно этому полету конца.

– С трех раз, надо же! – Костечкин покачал головой. – Всего с трех раз!

– В идеале должно было хватить двух пуль, – буркнул Громов. – По одной на каждого.

Он ни разу не оглянулся на перевернувшуюся «Самару», а Костечкин все не мог оторвать взгляда от ее отражения. Ее колеса вращались до тех пор, пока она не скрылась из виду.

– Мне показалось, это грузины были, – поделился он своими наблюдениями со спутником. – Уж не Сосо ли заинтересовался нашими скромными персонами?

Громов пожал плечами:

– Возможно.

– А вы действительно пообещали Светлане, что…

– Послушай, Андрюша. Сейчас для меня существуют только две женщины в мире, и ни одну из них не зовут Светланой… Ну-ка, притормози. Пора меняться местами.

– Я мог бы и дальше вести, – проворчал лейтенант, который втайне задумал разогнать машину так же, как это делал старший товарищ. – Думаете, я Лену хочу найти меньше вашего? Тут вы здорово ошибаетесь, Олег Николаевич.

– Никто не спорит. – Разминяясь с Костечкиным возле капота притормозившей машины, Громов поощрительно хлопнул его по плечу. – Но если мы опоздаем, то в глубине души я буду считать виноватым в этом тебя и только тебя. Тогда нашей дружбе конец.

Он сел за руль, тронул «семерку» с места и заметил:

– Всегда и во всех обстоятельствах лучше винить самого себя. Вернее, не лучше, а полезнее.

Лейтенант собрался ответить не менее рассудительной репликой, но в этот момент сила инерции вдавила его в спинку сиденья и стало не до философствований. Мысли приходили в голову какие-то куцые и тревожные. Например: «Двойной обгон? На такой скорости? Не проскочим!.. Уф, проскочили… Что?! Опять двойной обгон?»

Когда добрались до коксохимзавода, Костечкин налился нехорошей бледностью, словно до тошноты катался на самых крутых американских горках, которые только можно себе вообразить.

Возле проходной Громов вышел, немного пообщался с народом и возвратился мрачен.

– Не здесь? – посочувствовал Костечкин.

– Не здесь, – согласился Громов, вставляя в рот сигарету. – Пристегнись-ка, Андрюша. Теперь я буду ехать очень быстро.

«А до сих пор разве вы ехали медленно?»

Вопрос, просившийся на язык, так и не прозвучал. Костечкин, чувствуя себя пассажиром стартовавшей ракеты, предпочел молчать и надеяться, что эта безумная гонка когда-нибудь закончится. Лучше – благополучно, хотя в это верилось с трудом.

В том, что он попал по адресу, сомнений почти не было, а те, которые имелись, рассеялись, когда Ивасюк обнаружил, что за цехом, где он решил пристроить свой «Форд», припрятана еще одна машина – зеленый «Опель» с давно остывшим двигателем.

Держа пистолет наготове, подполковник проник под своды бетонной громадины. Здесь вовсю гулял ветер, и сложная комбинация из жидких прядей, которую Ивасюк носил на лысине, моментально рассыпалась. Отклеившиеся от головы волосы торчали во все стороны неопрятными лохмами. Сзади и по бокам они были слишком сальными и слишком длинными, чтобы украшать немолодого грузного мужчину, не являющегося ни поэтом, ни художником, ни даже стареющим рок-музыкантом.

– Паскудство какое, – ворчал Ивасюк. – Вот возьму и обреюсь налысо.

До ближайшей парикмахерской было далеко, а здесь беспрепятственно гулял хулиганистый ветер. Его порывы не позволяли заправить волосы за уши, и вскоре Ивасюк оставил их в покое. Все равно зрителей пока не наблюдалось. А тем, которые могут появиться, недолго придется любоваться растрепанным подполковником. Им будет не до веселья, вот уж нет. Потому что замначальника оперативного отдела РУБОП явился сюда не комедию ломать, а совсем даже наоборот.

Уф-ф… Уф-ф… Уф-ф…

Тяжелым танком переваливаясь через холмы и канавы, он совершал обход территории. Гражданин Бреславцев, он же лидер ОПГ Леха Каток, выбрал очень подходящее место для убежища. В такой глуши никто ни криков не услышит, ни выстрелов. А когда все закончится, можно будет позволить себе расслабиться. Двести граммов водки для начала – в самый раз, решил Ивасюк. Через несколько секунд, остановившись как вкопанный, он твердо решил: двести пятьдесят – и ни каплей меньше.

Обнаруженный в дальнем конце цеха Леха уже не мог дать никаких показаний. Разве что на Страшном суде, в который Ивасюк не верил. Сверзившийся с пятнадцатиметровой высоты бандит угодил прямиком на железобетонную плиту. Если даже она дала трещину, то что говорить о человеческой голове. На то, во что она превратилась, смотреть не хотелось. Вместо этого Ивасюк задрал голову, да так, что редкие пряди волос рассыпались у него по плечам.

Там, наверху, в потолочном перекрытии зиял сквозной проем, за которым виднелся прямоугольный фрагмент осеннего неба. Скорее всего, в него и провалился Леха. Сослепу, с дуру или по чьей-то злой воле?

– Эге-гей! – подал Ивасюк голос. – Есть тут кто-нибудь живой?.. Ау-у?

Выждав минуты две, он уже опустил голову и собирался уходить, когда его окликнули сверху:

– Подождите!.. Вы кто?..

– Я? – Ивасюк вскинул голову.

Высоко-высоко, на фоне свинцового неба, появилась женская голова, свесившаяся вниз. Незнакомка лежала на животе и тревожно заглядывала сверху в тот самый прямоугольный проем, который стал роковым для Лехи Катка. Даже издали было заметно, что ей в последнее время приходилось несладко.

Не прибегая к дедукции, Ивасюк заключил, что видит над собой дочь Громова. Того самого фээсбэшника, который якшался с покойным гражданином Бреславцевым и мог знать то, что ему не следовало знать.

– Тебя Еленой зовут? – прокричал Ивасюк. Это и был его ответ на прозвучавший вопрос. Люди почему-то убеждены, что незнакомцы, окликающие их по имени, не могут причинить им вреда. Обращаясь к дочери Громова, Ивасюк давал ей понять, что он здесь человек не посторонний и вовсе не случайный. – Отец запаздывает, Лена. – Он по-акульи осклабился. – Мы с ним разделились и разъехались на поиски в разные стороны. Я успел первым, видишь?