правительство Керенского перешло летом 1917 года в наступление на Ленина и его партию, чтобы предотвратить социалистическую революцию.

Сейчас для нашей молодежи такие события, как расстрел юнкерами народной демонстрации на Невском в дни 3–4 июля 1917 года, — история. Для моих же сверстников — это страницы личных воспоминаний или события из жизни близких. В частности, как происходил этот расстрел демонстрантов, я знаю от той моей ленинградской спутницы, что показывала мне архитектурные ансамбли Росси.

Девочкой-подростком она шла по Невскому в колонне демонстрантов. Люди несли кумачовый плакат «Долой войну!». Слева от девочки шел, почти у тротуара, старый питерский рабочий, справа, ближе к середине мостовой, очень юный студент с красным бантом на груди. Нестройная колонна шагала вразнобой. Когда от головы к хвосту стали передавать, что впереди, у Садовой, войска, рабочий сказал:

— Ты, дочка, шла бы домой! А то, не ровен час, затопчут…

Студент насмешливо возразил:

— Не те времена! Не посмеют!

Через две-три минуты он с простреленной головой лежал на торцах Невского, а старик рабочий успел втолкнуть девочку в дверь какого-то парадного подъезда. Стрельба, крики, топот бегущих ошеломили девочку. Она слышала, как стрельба стихла, и сразу же по мостовой загремели копыта казачьих лошадей: на рысях сотня проскакала по Невскому, потом рассыпалась по соседним улицам и переулкам, раздавая направо и налево удары нагайками. Выглянув из подъезда, девочка увидела черневшие там и сям на мостовой тела…

Так начался террор в Петрограде, когда буржуазия перешла к диктаторским методам, а соглашательские партии — эсеры и меньшевики — открыто стали на ее сторону. Редакции большевистских газет были разгромлены, прокурор Петроградской судебной палаты отдал распоряжение об аресте В. И. Ленина по чудовищному обвинению в государственной измене и шпионаже в пользу императорской Германии!

Меньшевистские газеты потребовали явки Ленина на суд, но Центральный Комитет большевистской партии отверг провокационное требование, имевшее целью расправу с вождем рабочего класса. Партия спрятала Ильича в подполье.

Сперва в течение нескольких дней он тайно жил в городе («прятал нашего брата, конечно, рабочий», — писал впоследствии об этом Владимир Ильич). Однако шпики Временного правительства уже напали на след, и дольше оставаться Ленину в городе стало нельзя. ЦК партии принял решение укрыть Владимира Ильича на станции Разлив, у рабочего Сестрорецкого оружейного завода Н. А. Емельянова.

Владимир Ильич обрил бороду, подстриг усы, надел чужое пальто и кепку. В Разлив он отправился с Финляндского вокзала последним поездом в ночь с 9 на 10 июля, сидя на вагонной подножке, чтобы в случае опасности спрыгнуть на ходу. Около четырех утра 10 июля Ленин пришел в дом Емельянова.

Поселился он на чердаке сарая, где поставили для него рабочий столик, пару стульев и устроили на сене постель. Но оставаться в самом поселке, даже и на окраинной улочке, было опасно. Через несколько дней Ленина укрыли в безлюдном болотистом лесу за озером Разлив, на сенокосном участке, арендованном Н. А. Емельяновым.

Удобнее всего было ездить туда на лодке, через озеро. Ленин жил в шалаше под видом финна-косца, нанятого Емельяновым. Поблизости, в кустарнике, устроили «зеленый кабинет»: два пенька служили Ильичу стулом и столом. Отсюда Ленин руководил партией, здесь он создал несколько важных теоретических работ.

Этот конспиративный период в жизни Ленина теперь известен по кинофильмам, произведениям живописцев, скульпторов, писателей, по документам, сохраняемым в музеях и архивах. К ленинскому шалашу проложена от станции Тарховка шоссейная лесная дорога, а на самом озере, на том месте, где впервые пристала лодка с Ильичем и его спутниками, теперь устроена небольшая пристань для моторных экскурсионных катеров.

А было время, когда посещение этих мест легко могло стоить жизни. Солдаты воинских частей, морская пехота и сестрорецкие рабочие-дружинники сдерживали здесь противника, рвавшегося к Ленинграду. Участники его обороны теперь не могут вспоминать о ленинском шалаше вне связи с Великой Отечественной войной. Она словно оставила отблеск на каждой уцелевшей сосне, на каждом квадратном метре каменистой, болотистой земли, где брусника и морошка алели тогда среди пяти-шестислойной минной начинки, нашей и вражеской. В те дни многие из нас, в том числе и автор этих строк, впервые увидели ленинский шалаш.

Зимой 1942 года возвращался я в полк, на передний край, предварительно получив разрешение сделать небольшой крюк, чтобы посетить шалаш Ленина. За Новоселками, в чужом артиллерийском дивизионе, дали мне провожатого по заминированному лесу. Глухой тропой, петлявшей среди голого мелколесья, дошли мы до цели уже в сумерках.

На полянке, невдалеке от занесенного снегом озера, стоял скромный деревянный павильон. Его охранял часовой-моряк, укрытый в окопчике. В мирные дни в павильоне была небольшая выставка, посвященная работе Ленина в подполье. В дни войны здесь устроили выставку документов о гитлеровских зверствах, на стене павильона висел портрет нашего однополчанина, героя-москвича Ивана Петровича Лобачика, замученного фашистами. В морозном воздухе отчетливо слышались пулеметные очереди, орудийная стрельба. Над кромкой дальнего леса возникали белесые немецкие осветительные ракеты.

Впереди павильона темнел каменный монумент, сложенный из красноватых гранитных плит и прикрытый сверху, для маскировки, хвойными лапами. На граните было высечено изображение шалаша. Недалеко находилась огневая позиция зенитчиков и запасные позиции артиллерийских батарей. Вновь прибывавшие на передний край солдаты приносили здесь, у ленинского каменного шалаша, воинскую присягу. Здесь торжественно вручали награды, а одна часть приняла гвардейское знамя. Шалаш из ветвей и стог сена были в те дни разобраны — они неминуемо сгорели бы от мин и снарядов.

Так в ряду бетонных дотов и капониров сражалась здесь, на Ленинградском фронте Великой Отечественной войны, еще одна крепость обороны — гранитный ленинский монумент, воздвигнутый на берегу Разлива в 1927–1928 годах рабочими Ленинграда по проекту архитектора A. Гегелло.

Ныне там все восстановлено в том виде, в каком было в дни ленинского подполья: стог сена, кострище, грабли, чугунок, шалаш из ветвей, чуть в стороне от каменного монумента. Поодаль от шалаша построено новое здание музея из гранита и стекла, но уцелел и старый, памятный многим по дням войны деревянный павильон.

А там, где в 1917 году приставала к берегу лодка, доставлявшая сюда то самого Ленина, то кого-нибудь из его соратников — Ф. Дзержинского, Серго Орджоникидзе, B. Бонч-Бруевича, — ныне причаливают к пристани небольшие катера. И если бы не новое здание музея, можно было бы увидеть с озера эти места почти такими, какими они были в дни ленинского подполья.

В поселке Разлив сбережен сарай, служивший Ильичу убежищем. В годы войны в опустелом полуразрушенном поселке не так-то просто было сохранить это легкое деревянное строение от обстрелов, пожаров, зажигательных бомб и снарядов. Зажигательные фосфорные снаряды бывали, кстати, на этом участке не