Он-то, в отличие от меня, уже побывал на Корсике, и, кажется, вообще везде; когда и чем этот вечный скиталец ухитряется зарабатывать хотя бы на проезд – вот вопрос, который я давно хочу ему задать, но почему-то никак не решусь.

– Твоя Понте-Лечча – просто пыльный поселок в горах, – объяснил мой всеведущий друг. – И одновременно единственная пересадочная станция, где пересекаются все железнодорожные линии острова. В смысле, все две. По утрам и вечерам там встречаются три поезда. Один следует из Бастии в Аяччо, второй, как несложно догадаться, ему навстречу, из Аяччо в Бастию. Но для полноценной интриги нужен третий, и он прибывает с западного побережья, из Кальви, а через несколько минут уезжает обратно. Этот третий вечно опаздывает, но остальные поезда его терпеливо ждут, желая осуществить взаимообмен пассажирами. Несколько минут на станции царит невиданное оживление, потом поезда отбывают, каждый в своем направлении; не удивлюсь, если после этого Понте-Лечча временно исчезает с лица земли, потому что никакой иной функции у нее, похоже, нет… А ты говоришь – гостиница.

Он так и не спросил, на кой черт мне сдалась Понте-Лечча, с какого перепугу я избрал целью этот захолустный городок, удаленный от моря настолько, насколько это вообще возможно на острове. Не из деликатности, просто ему, похоже, действительно все равно. Одно удовольствие иметь с ним дело. В моем положении не следует связываться с людьми, которые искренне интересуются чужой жизнью. Для таких вечно приходится сочинять занимательные истории, подыскивать достоверные объяснения своим поступкам, выдумывать якобы гнетущие меня проблемы, а это мне давно надоело. Но рассказывать о себе правду я не люблю еще больше, да и что тут расскажешь. Как только я начинаю описывать свою жизнь словами, она стремительно утрачивает даже те жалкие намеки на смысл, которые смутно мерещатся мне, пока я молчу или вру.

– На твоем месте я бы остановился, скажем, в Кальви, или в Аяччо, – сказал Эдо. – Ну или в Бастии, хотя мне показалось, там все чуть ли не вдвое дороже, все-таки столица. Короче, сам разберешься. И катайся потом в свою Понте-Леччу хоть каждый день, пересаживайся там с поезда на поезд. Захватывающий аттракцион. Тебе понравится.

* * *

– Все золото дорог Лейна я отдал бы сейчас за глоток холодной воды, – сказал я и тут же, спохватившись, прикусил язык. Потому что некоторые слова не следует произносить вслух даже наедине с собой.

Но поздно. Звуки уже вырвались из гортани, прокатились по языку сладкими густыми каплями и оставили на губах волнующий привкус поцелуя. И, не в силах противостоять искушению – вроде как все равно теперь пропадать, – я повторил: «Все золото дорог Лейна…» – но на этом месте мне все-таки удалось взять себя в руки, опомниться и заткнуться. И свернуть на обочину. И закурить, чтобы успокоиться. Последнее, впрочем, было совсем нетрудно – я имею в виду, закурить. Но спокойствия это не принесло.

Я, как последний придурок, полез в рюкзак, проверил свою поклажу и только тогда перевел дух: опустевшая полчаса назад пластиковая бутылка так и осталась пустой. И слава богу. А то, чего доброго, не видать бы мне больше золота Лейнских дорог. Неравноценный обмен, все равно что бессмертную душу заложить за кружку ледяного сидра. От которой я бы сейчас, честно говоря, не отказался. Ох, не отказался бы.

Какого черта я вообще тут делаю? – спросил я себя, оглядевшись по сторонам.

Ответ был вполне очевиден: сижу на обочине расплавленного шоссе, примерно в двадцати километрах от Бастии. Жилье в больших городах Корсики оказалось мне не по карману, так что пришлось поселиться у черта на куличках, выбрав из нескольких десятков захолустных отелей тот, что поближе к железнодорожной станции, которую мне еще предстояло отыскать. Затем я, собственно, и отправился в путь с утра пораньше. И кукую теперь вдалеке от благ курортной цивилизации, в двух с половиной километрах от ближайшего кафе и в трех от супермаркета, полки которого, между прочим, ломятся от бутылок с разнообразными напитками. А от моря, насколько я понимаю, примерно в пяти – если идти в противоположном направлении. Море или супермаркет? – вот вопрос, способный свести с ума не одну сотню юных датских принцев, которые, как и я, не привыкли существовать при температуре плюс тридцать семь по Цельсию – в тени, конечно же. Которой, впрочем, нигде нет, хотя до полудня еще далеко. Прекрасный отпуск мне предстоит, просто прекрасный, кто бы спорил. Неудивительно, что я начал заговариваться. Вернее, проговариваться. Надо бы построже следить за своим языком. Ишь, повадился развязываться, когда не просят.

– Мои дела никого не касаются, – сердито сказал я. В том числе, меня самого – когда я бодрствую. Так что не вздумай. Никогда больше. И вообще, завязывай говорить с собой вслух. Дурацкая привычка. Ясно тебе?

Да уж куда ясней.

И еще кое-что было мне ясно: до железнодорожной станции отсюда рукой подать. Если, конечно, портье правильно указал мне дорогу. То есть, если он правильно понял мой вопрос, заданный по-английски. А я – его ответ, состоявший, по большей части, из жестов, а потом любезно зафиксированный на бумаге – те еще пиктограммы. Впрочем, нарисованный в качестве ориентира железнодорожный мост я уже видел. И поворот вскоре после него был. И даже обещанный на словах лицей за поворотом. А значит, центральный вокзал городка Луччана совсем рядом. Возможно, там даже работает буфет. Или автомат, торгующий напитками. Ну или хоть водопроводный кран на заднем дворе, мне сейчас нетрудно угодить.

Все золото дорог Лейна, – подумал я, поднимаясь на ноги. Губы приоткрылись, изготовившись снова выговорить это сладостное словосочетание: «Все золото дорог Лейна». Но я не произнес ни звука. Вот и молодец.

Я, конечно, не надеялся внезапно обнаружить среди сосновых рощ и пахучих зарослей можжевельника кондиционированный дворец из мрамора и стекла. Понимал, что здание вокзала Луччаны вряд ли прельстит усталого путника роскошью и прохладой. Даже обрести там комфортабельный сортир не особо рассчитывал, но в существование билетной кассы, стенда с расписанием поездов и автомата с прохладительными напитками верил свято. И совершенно напрасно.

Зрелище, открывшееся мне, было не лишено своеобразного очарования – увитые ежевикой руины бетонной будки, прохудившийся навес на перроне, над ним полустертая табличка с надписью «Lucciana» – буквы еще вполне можно разобрать, если, конечно, заранее знаешь, какое слово ожидаешь увидеть.

Ничего себе вокзал! – восхищенно подумал я. – Во люди живут. Интересно, поезда-то здесь хоть иногда останавливаются? Или проскакивают мимо? Еще поди заметь эту станцию…

По идее, плачевное состояние луччанского железнодорожного вокзала должно было окончательно испортить мне настроение, но я, наоборот, развеселился. Даже отсутствие автомата с водой не слишком меня огорчило, я уже успел привыкнуть к жажде, научился воспринимать ее как мелкое неудобство, на которое не следует обращать внимание. Единственное, что действительно досадно, – я-то рассчитывал найти здесь расписание поездов, изучить его, переписать и составить планы ближайших путешествий. За этим, собственно, и пришел, а никакой информации нет, даже куском битого кирпича на стене не нацарапали, разгильдяи.