– Привет! – Мужской голос окликает меня, и я даже подпрыгиваю на месте от неожиданности.

– Ну и напугали же вы меня. Так и до сердечного приступа недалеко, – пеняю я Андерсону. Мои глаза уже адаптировались к темноте, и я различаю его фигуру на скамейке.

– Не спится? – сочувственно интересуется он.

Я киваю в знак согласия.

– Мне тоже. Впрочем, как всегда.

Я плюхаюсь на скамейку рядом с ним и уютно сворачиваюсь калачиком, уткнув голову ему под мышку. Пахнет каким-то дорогим дезодорантом.

– Я немного перебрала, – честно признаюсь я ему.

– Зато я недобрал. Решил остановиться на одном бокале вина.

– Тогда у каждого из нас есть своя причина для бессонницы, – замечаю я, и мы оба смеемся.

Так мы сидим долго-долго, тесно прижавшись друг к другу, не замечая времени. Я слышу, как ровно бьется сердце в его груди. А может, он уже задремал? Или даже заснул крепким сном… Но в эту минуту я слышу тяжелый вздох, который срывается с его уст. Я поворачиваюсь к нему лицом и, даже не успев хорошенько подумать, что я делаю, ласково глажу его по щеке, а потом целую. Конечно, состояние опьянения – это мои рыцарские доспехи, моя королевская броня, которые защитят меня на тот случай, если я захочу забыть об этом эпизоде навсегда. Однако в этом состоянии все видишь совершенно в ином свете. Вдруг высвечиваются такие грани, которых раньше попросту не замечал. Первая реакция Андерсона – он удивлен. Но вот он расслабляется и входит во вкус. И хотя я точно знаю, что подобные манипуляции он проделывал много-много раз с десятками девушек и до меня, я закрываю глаза и притворяюсь, что для меня все происходящее – это поистине судьбоносный момент. Что все, что было до этого, – и крушение самолета, и измена мужа, и то, как искорежил мою жизнь отец, – все это странным образом вело меня и наконец привело вот к этому одному-единственному моменту, который может изменить абсолютно все. Я чувствую вкус каберне на его языке, ощущаю твердость его губ, делаю вид, что могу наслаждаться поцелуем вечно. Но в эту самую минуту он осторожно отодвигает меня от себя.

– Послушай, Нелл! – говорит он, переходя на «ты», и, едва касаясь, проводит пальцами по моему лицу. – Все так запуталось! – Он замолкает. – Я хотел рассказать тебе об этом еще раньше. Когда мы сидели в машине. Но сейчас, пока мы еще не зашли слишком далеко, я все же должен рассказать тебе о Рори.

* * *

Утром просыпаюсь от страшной головной боли. В висках стучит, сердце трепещет, и каждый его новый удар словно упрекает меня в невоздержанности. И лишнее напоминание о том унижении, которое я пережила минувшей ночью, слушая неумелые признания жестокосердного Андерсона. Что ж, вполне достаточно с меня симптомов, чтобы возжелать заглушить собственную боль с помощью какого-нибудь сильного обезболивающего. Например, выпить залпом целую мензурку тайленола и прописать себе такую дозу не просто на один день, а на всю неделю как минимум.

– Я к тебе не имею никаких претензий, – сказала я Андерсону, все еще ощущая вкус каберне на кончике своего языка, хотя жар его поцелуя вызвал во мне совершенно необычное возбуждение. – Да и какие такие претензии у меня могут быть в принципе? Ха-ха! Разве я могу предъявить на тебя права? Не смеши меня, пожалуйста! – сказала я самым легкомысленным тоном, хотя все внутри меня кипело от злости, которая требовала немедленного выхода наружу. Но! Возьми себя в руки! Разве ты можешь потребовать хоть каплю верности от людей, которые тебя окружают?

– Если честно, – продолжал бубнить у меня под боком Андерсон, – я очень удивился тому, что ты сама сделала первый шаг. Мы обожаем друг друга, Нелл. Это понятно и без слов. Но может быть, мы обманываемся? Принимаем за любовь что-то другое?

Ясное дело, под словом мы он имел в виду меня.

Я отвечала ему с напускной небрежностью:

– Будто для тебя впервые, когда женщина сама бросается в твои объятия. По-моему, с тобой этот случается каждый день и твой донжуанский список бесконечен, не так ли? Так чему же тут удивляться? Позволь мне не поверить тебе.

Конечно, это был удар, как говорится, ниже пояса. Но в тот момент я была в ярости на саму себя. Надо же! Выставить себя такой дурой! Но надо сказать, Андерсон благополучно пропустил мою шпильку мимо ушей, частично, наверное, потому, что по сути своей она была правдой.

Он отреагировал на мои слова просто, но с нескрываемой грустью.

– Думаю, что продолжать наш непростой разговор прямо сейчас бессмысленно. Мы оба сильно на взводе. И за спиной у каждого из нас полнейший хаос. В том смысле, что не прошло еще и суток с того момента, как ты ушла от своего мужа. Но в любом случае ты должна знать. На сегодняшний день ты – мой единственный настоящий друг. Ты – девушка, которая спасла мне жизнь! Так, может, не стоит рисковать таким достоянием ради будущего, а?

И вот утро. Я энергично тру глаза руками, пытаясь разлепить слипшиеся веки. Во рту воняет кислым виноградом, язык с трудом поворачивается, словно каменный. Провожу рукой по лицу, на щеках отпечатались складки от простыней, в горле слегка пощипывает от остатков каберне. Снизу доносится какой-то непонятный шум. Словно кто-то непрерывно барабанит в дверь. Чувствую, как тут же заколотилось сердце в груди. Сбрасываю с себя одеяло, накидываю пальто прямо поверх своей грязной одежды и тороплюсь вниз. Такое ощущение, будто где-то вдалеке трезвонят церковные колокола, но трезвонят в разнобой, как придется. Прислушиваюсь и понимаю, что это трещит дверной звонок. Бросаю взгляд на старинные часы, стоящие в холле. Только четверть десятого. Неудивительно, что Вес и Андерсон еще беспробудно дрыхнут в своих комнатах. Легли-то ведь далеко за полночь. Да еще вино.

Я снова тру кулаком правый глаз, отгоняя от себя сон. Потом машинально прохожусь языком по зубам. Завалилась вчера в кровать, даже не почистив зубы. А надо бы! Очень даже надо…

– Иду! Иду! Иду! – говорю я таким по-театральному громким шепотом. – Иду же!

Открываю замок – вчера ночью его запирал Андерсон. Даже не знаю, в каком часу он вернулся в дом. Распахиваю дверь. С улицы врывается порыв холодного ветра, словно приветствуя меня с наступлением нового дня.

– Слава богу! – восклицает моя мать, вздымая руки вверх и позвякивая своими многочисленными браслетами. – Слава богу, я нашла тебя! Как раз вовремя, чтобы привести тебя в чувства и забрать домой.

Она пытается протиснуться мимо меня, не дожидаясь приглашения. Я уже приготовилась снова захлопнуть дверь, но в этот момент замечаю Питера. Он нерешительно мнется, стоя у портика. А Рори, та уже успела даже вскарабкаться на две ступеньки. Моя мама! Моя драгоценная матушка! Разве она может остаться в стороне от разворачивающихся событий? Никогда! Ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Ничего не изменилось, даже тогда, когда изменилось все.

* * *

Я отказываюсь разговаривать с ними. Со всеми. Вместо этого я хватаю свой планшет с музыкальными записями и наушники и, вовремя разглядев черный ход, ретируюсь через него, невзирая на свой полураздетый вид. Убегаю прочь, прежде чем они успевают обрушить на меня град своих упреков или начать озвучивать хором и порознь, чего именно они от меня хотят. Чтобы я снова помирилась с мужем? Чтобы попросила прощения у матери за то, что продолжаю копаться в прошлом, которое она решила похоронить много-много лет тому назад? Принять как должное, что моя сестра обставила меня в игре, в которой я больше не участвую?