вел себя, как обычный крестьянин в бамбуковой хижине подле жалкой чеки — водоема, где те выращивают рис. Так же по-простому пыхтел и отдувался, так же утробно стонал (вызывая обмен проницательными усмешками у подслушивающих под дверью слуг).

— Ваше величество, не желаете ли получить в дар «иволгу, бьющую крыльями о ветку, на которой ее посадили»? — ворковала У-хоу, вспомнив утонченное название не самой красивой, но весьма возбуждающей любовной позы.

Убедившись, что император вполне насытился ласками и заснул, У-хоу осторожно соскользнула с кровати и подозвала служанку, чтобы та помогла ей одеться. Отрешенно позволяя нарядить себя и украсить волосы великолепной тиарой, на которую с бессильной завистью смотрели все наложницы императора, она старалась справиться с невыносимой головной болью: та уже два дня не оставляла ее, мешая сосредоточиться на делах.

Что следует предпринять сегодня?

Утром она вызвала префекта Ли с докладом о том, как Главная инспекция борется с незаконной торговлей шелком, хотя понимала, что едва ли может доверять словам чиновника: благодаря верному Немому она знала о распространявшихся по городу слухах. Императрица якобы содействует этому противозаконному промыслу! Несомненно, префект отлично знал об этих сплетнях, если только не распространял их самолично.

Великан тюрко-монгол, обычно невозмутимый, двумя днями ранее пришел в покои императрицы крайне торопливо и был хмур сильнее обыкновенного.

— Заговор! — показал он жестами. — Тайная торговля шелком, сплетни, старый военачальник, глава! — и невнятно рыкнул, не зная, как показать на пальцах имя Чжан.

Ошибались те, кто думал, что лишенный языка пленник совсем не может говорить. Сначала так и было, но постепенно он немного приспособился, хотя речь его, весьма невнятная, звучала, скорее, то как мычание, то как утробный рокот, то как грохот прибоя. Императрица привыкла ее разбирать, к тому же придумала для слуги упрощенный способ изъясняться, хотя тот чаще предпочитал прежний язык общения, жесты, а для подробного рассказа — письмо. И в этот раз, кратко изложив новости, он уселся за составление подробного отчета о том, что разузнал.

Императрица задумалась. Стало быть, генерал Чжан плетет заговор…

У-хоу прекрасно знала, какой ненавистью пылают к ней представители старинных родов. Было бы наивно полагать, что время сотрет эту ненависть, а влияние супруги на Гао-цзуна окажется бесконечным. Она не молодеет, и Гао-цзун вполне может начать заглядываться на кого-нибудь еще. Конечно, она начеку и надеется вовремя устранить соперницу… Да только хорошо понимает, что если сам император замыслит поискать утешения на стороне, это станет началом конца ее, У-хоу, власти. Поэтому следовало заручиться поддержкой других кругов, как-нибудь умиротворить аристократов. Хотя бы запугать, если не получится. Но лучше бы получилось…

Несколько месяцев назад ей удалось добиться от супруга передачи титула принца-наследника от Ли-чжуна к Ли Ону, их общему сыну: ребенку, которому едва исполнилось три года. Этот шаг не только не усмирил недовольных, но, напротив, вызвал новую волну возмущения.

Теперь она лучше понимала значение выражения «благородная кость», или — как изъяснялись некоторые претендующие на утонченность — «Триста Семейств». Эти люди насмерть готовы биться, лишь бы поддержать иллюзию, что они от рождения чем-то неизмеримо выше прочих. Распространявшиеся сплетни служили знаком: стан ее врагов готов к нападению.

Однако шелк имел для У-хоу большое значение, казался ценнее золота, и она считала важным добиться, чтобы богатство это скапливалось в руках той буддийской школы, влияние которой она надеялась распространить на весь Китай. Был и сиюминутный мотив: она не хотела показаться в глазах достопочтенного Безупречной Пустоты человеком, бросающим слова на ветер.

Императрица решила срочно передать настоятелю сообщение о том, с какими трудностями ей пришлось столкнуться. Следовало известить Безупречную Пустоту, что она прилагает все силы, несмотря на нехватку шелка в стране. Но, пожалуй, настал момент попросить его о поддержке: пусть как можно шире распространит среди своих последователей мнение об императрице как об исключительно добродетельной женщине, никогда не нарушавшей законов. Это послужило бы гарантией безопасности на случай, если клеветнические слухи дойдут до ушей Гао-цзуна. Тогда легко можно доказать: да, в народе говорят и такое, и прямо противоположное!

Еще двумя днями ранее ей нанес визит помощник настоятеля, доставивший послание от своего учителя. Вспомнив об этой встрече, императрица решила как бы невзначай намекнуть Безупречной Пустоте, что она умудренная опытом, понимающая в государственных делах правительница, пообещать помочь и осторожно попытаться выведать у него хоть что-то определенное.

Первое Из Четырех Солнц Освещающих Мир — так звали монаха-посланца — имел почти столь же впечатляющую наружность, как и его наставник Безупречная Пустота. Он занимал второе место в иерархии обители. Взгляд его был ясен и невозмутим; держался монах важно и даже высокомерно, а его гладко выбритый бугристый череп напоминал размытые очертания священных гор на картинах буддийских художников. У-хоу завела разговор о шелке, но монах лишь соблюдал вежливость, выслушивая ее рассуждения. Его мысли явно были заняты чем-то другим. Когда она попросила монаха говорить без стеснения, он с горячностью произнес:

— Ваше величество, учитель Безупречная Пустота убежден, что вы понимаете, каким опасностям подвергается сейчас Большая Колесница!

Императрица ни о чем таком не догадывалась, однако на всякий случай придала лицу неопределенно-загадочное выражение.

— Что может угрожать религии, имеющей столь многочисленных последователей? — со слегка преувеличенным изумлением воскликнула она, нисколько не покривив душой, но создав при этом у собеседника иллюзию своей осведомленности и одновременно вынудив его подробно изложить свое дело с самого начала. Хотя бы ради соблюдения приличий.

— Речь идет о перемирии в ожесточенном соперничестве с другими буддийскими школами, ваше величество! Несомненно, достижение согласия, пусть временного, стало бы благим делом, всемерно улучшающим карму. Но, в сущности, оно выгодно тем течениям, которые за последние десятилетия растеряли свой вес и влияние. Соперники, закосневшие в своем нежелании обратиться лицом к реальности, могут сильно повредить нашему делу. Учитель Безупречная Пустота рассчитывает на вашу поддержку и влияние на императора Гао-цзуна, который сможет сдержать продвижение нежелательных нам идей.

— Но как получилось, что я никогда не слышала даже упоминания о соглашении между разными течениями буддизма?! — по-прежнему разыгрывала изумление императрица.

— Ваше величество, я не смею говорить что-либо еще на эту тему. Безупречная Пустота поручил мне доставить его послание слово в слово. Что касается остального, будучи невеждой, я, к несчастью, не могу поведать вам подробностей! — извиняющимся тоном пробормотал Первое Из Четырех Солнц Освещающих Мир.

У-хоу так и не удалось ничего вытянуть из монаха.

И, словно мало было плохих новостей, на следующий день Немой доложил ей, что купец Ярко-Красный найден зарезанным в своей лавке.

Напрашивалось предположение, что его убили сообщники. Не иначе, прознали, кто