Я почувствовал, как мозг Мийи перешел в другое состояние, которое я едва мог уловить. Она протянула руки над телом Бабушки, словно сканируя. Она с трудом удерживала внимание, лицо кривилось от боли, когда она натыкалась на какие-то повреждения.

Я ощутил, как она помогает Бабушке своим даром, делает то, что я не в состоянии описать. Таких целителей я еще не встречал, и не знал даже, заживляет ли она раны или только пытается смягчить боль. В одном лишь я был уверен: Мийа платила своей болью за каждую частичку боли ойазин, которую она пыталась снять. Я держал открытым свой мозг, чтобы вся боль, которую она могла отдать, не задерживалась в ней, а переходила ко мне. Джеби захныкал: ни у кого не хватало сил полностью защитить его. Я прижал его к себе сильнее, кусая губы.

Гидраны собрались вокруг нас. Их взгляды пробегали по мне, неуверенно, смущенно. Но какими бы ни были их мысли, я их не слышал.

— Что случилось? — спросила Наох, глядя на Хэньена.

Его лицо было серым, словно он вместе с нами делил боль Бабушки.

— Она появилась у меня дома. Они пытали ее! — Голос Хэньена сорвался.

— Ей удалось уйти? — спросила Наох.

— Сомневаюсь, — сказал я, вспоминая, что они делали со мной. — Должно быть, они отпустили ее. — Я нагнулся к ней. — Бабушка, — сказал я, — почему они сделали это с тобой? Они сказали тебе?

Она кивнула, пытаясь поднять голову. Мийа помогла ей, придерживая. Внезапно присутствие Мийи в моем мозгу пропало, и я остался в тишине. От неожиданности у меня сбилось дыхание. Мийа взглянула на меня, вытирая рукавом слезы с лица. Ее взгляд подсказал мне, что сейчас ойазин отнимает все ее силы, все пси-способности. Ее внимание вернулось к Бабушке.

— Ойазин, — пробормотал я, — они отправили тебя обратно с посланием? Почему они отправили тебя обратно таким образом?

— Биан! — предупреждающе произнесла Мийа, словно я стал в этот момент слишком похож на землянина.

Но Бабушка подняла руку чуть заметным движением.

— Нет, Биан прав. Это важно. — Ее глаза, не прикрытые вуалью, казались более глубокого зеленого цвета, чем я помнил. Она покачала головой: — Ах, Биан. Я говорила, что тебе не следовало туда приходить.

Но я не пострадал. И вдруг я замер, понимая, что все еще не кончилось. У меня перехватило горло, когда я прошептал:

— Я должен был. Ты знаешь, что я должен был.

Ее глаза вобрали в себя всю глубину скорби.

— Тот, кто ненавидит всех нас…

— Боросэйж? — спросил я.

— Он сказал, что я должна передать тебе следующее: он взял в плен очень много наших людей. Они будут освобождены, если…

— Если мы вернем мальчика? — закончила Наох — ее голос был отравлен ненавистью.

— Нет, — сказал Хэньен. — Этого уже недостаточно для них. Они хотят, чтобы им сдались все патриоты, или же те, кто у них в плену, там и останутся, и заключенных станет больше.

— Сукин сын, — пробормотал я на стандарте. Все посмотрели на меня. Мне захотелось взять свои слова обратно, чтобы они не напоминали никому о том, что я частично землянин.

— Вот почему ты пришел сюда, Хэньен? — злобно спросила Наох. — Ты принес наркотики и веревки, чтобы заставить нас сдаться? — Гидраны вокруг нее беспокойно зашевелились.

Хэньен тоже нахмурился:

— Думай, что говоришь. Мой мозг открыт для тебя: посмотри, почувствуй. Я не друг Тау. Я никогда не забуду того, что они сделали сегодня! Даже если бы ты не… — Он замолчал.

Я почувствовал внезапную боль сожаления Мийи. Мой мозг наполнился ее размытыми воспоминаниями о Хэньене: что он значил для нее, для Наох, что они когда-то значили для него.

— Но тебе, Наох, я никогда не прощу, — прошептал Хэньен. Его руки сжались в кулаки, он обводил взглядом комнату. — И никому из вас. Я пришел сюда только потому, что меня попросила об этом ойазин. Сейчас я забираю ее в госпиталь. Надеюсь, что вы будете молиться за то, чтобы наши «сверхмозги» и передовые медицинские технологии могли спасти ее от того, что с ней сделали земляне. — Впервые слово «землянин» в его устах прозвучало как ругательство. — Ты говоришь, Наох, что хочешь спасти наш народ, посмотрим, сдашься ли ты Тау или принесешь нам еще больше страдания и горя. — Он опустился на колени рядом с Бабушкой.

«Позволь, я помогу тебе». — Я чуть не сказал это вслух, но понял, что сейчас ничем не могу помочь.

То же стремление наполнило мозг Мийи — даже не знаю, кто из нас был первым. Но затем она вспомнила о Джеби, о том, что его безопасность зависит от нее. Она оглядела патриотов в комнате. Все были ее друзьями, товарищами, но сейчас она смотрела на них, как на незнакомцев. Она оглянулась на Бабушку, лежащую на руках Хэньена. Тело Бабушки внезапно скрутила судорога, и Хэньен побледнел. Волна скорби и боли захлестнула защиту Мийи и прошла сквозь меня. Джеби заплакал. И затем вдруг абсолютная ясность видения Бабушки коснулась всех нас — даже меня — в последний раз, благословляя и прощая. И она ушла.

Ее тело лежало на руках Хэньена, глаза мерцали, словно она была поймана смертью в момент благоговения. Хэньен попытался что-то прошептать, но у него перехватило горло. Он прижал ее к себе, медленно качал ее безжизненное тело, не издавая ни звука, но от выражения его лица меня пробирало до костей. На всех окружающих лежала та же печать опустошенности, даже на Наох. Мийа упала на колени рядом с ним, уцепилась за его ногу. Ее рыдания сотрясали мое тело.

Я подошел к Бабушке, чтобы закрыть ей глаза, коснулся ее так мягко, как только мог коснуться своей нетвердой рукой, завороженный ее невидящим взглядом, устремленным сквозь меня на что-то за этим миром. Никто не попытался остановить меня. Никто вообще не двинулся.

Я убрал руку, и Хэньен встал на ноги. Он так легко поднял израненное тело ойазин, словно оно сейчас, после того как ее душа покинула его, не весило ничего.

— Никогда, — повторил он, обводя всех нас взглядом, — я никогда не прощу вам. «Никогда».

Держа Бабушку на руках, он сплел мысли в сеть и телепортировался.

Колебание воздуха, когда он исчез, было подобно горю дышащей вселенной. Наох не отводила глаз от пустоты, где он был секундой ранее. Ее лицо было таким же неутешным, как лицо смерти.

Гидраны шепотом и мыслями задавали друг другу вопросы. Я слышал их, так как их воспринимал мозг Мийи, когда та взяла себя в руки.

«Что мы будем делать?» — «Ойазин, она…» — «Нет, мы не можем». — «Земляне! Это их вина!» — «Что будем делать?» — «Смерть. Смерть повсюду вокруг нас».

Я держался за Мийю, почти не сознавая, что она сейчас тоже держится за меня, отчетливо ощущая лишь пустоту.

Взгляд Наох остановился на Джеби.

Мийа внезапно подняла глаза. Страдание, спрятанное внутри нее, вышло из-под контроля, когда жажда справедливости и мщения Наох коснулась наших чувств. Мысли всех вокруг загорелись как трут. Их чувства прожигали себе путь через все преграды и защиту, пока они не слились в единый мозг, слепой к разуму.