они вообще оказались здесь, неподалеку от этого огромного и страшного ворона, кружащего вокруг. Я предполагаю, что Морргот не имеет привычки нападать на своих собратьев.

«Я кое-что тебе рассказал. Так что, садись, пожалуйста, на коня».

Я не двигаюсь, потому что не могу. Я всё ещё пытаюсь осмыслить, что у меня есть родственница, о которой я никогда не слышала. И хотя женщины утверждают, что могут делать несколько дел одновременно, эта способность определённо прошла мимо меня, так же как и магические умения фейри. Похоже, когда я тянула генетический жребий, мне досталась короткая палочка. Может быть, отношения моего отца с воронами обнулили всё то хорошее, что мне предназначалось?

Ропот роет копытами дёрн и пыхтит.

— Бегу-бегу.

Я надеваю сапоги, вешаю сумку через плечо, после чего хватаю поводья и с лёгкостью поднимаюсь на коня. Ропот, должно быть, почувствовал, что у меня появилось новое умение, потому что он начинает двигаться ещё до того, как я усаживаюсь в седле.

«Мы доберёмся до Сельвати до восхода солнца, проведём там день, после чего отправимся в Тареспагию».

Сельвати это то же самое, что Ракокки, но на другой стороне Монтелюса, и население здесь в четыре раза больше, беднее и грязнее. Я слышала, что большинство здешних людей живут в нищете и грабят наиболее доверчивых жителей Тареспагии.

— Где мы там остановимся?

Я молюсь о том, чтобы он не сказал — под куском ржавого металла.

«В доме у друга».

Меня подмывает спросить, на самом ли деле у него есть друзья, но я заменяю это более милым вопросом.

— Со стенами, крышей и кроватью?

Я почти добавляю к этому списку ванную, но не хочу показаться требовательной или изнеженной. Что по-настоящему странно, потому что мне вообще-то всё равно, что подумает обо мне Морргот.

«Со стенами, крышей и кроватью».

Я набираю полные лёгкие вечернего воздуха, тяжесть, сдавившая мою грудь, уменьшается.

— Тогда я в предвкушении того, чтобы открыть для себя Сельвати.

«Не дай своему предвкушению исчезнуть вместе с твоей решительностью. Регио душили там людей в течение долгих веков, и те озлобились».

Тяжесть в груди возвращается в десятикратном размере, словно я опять надела корсет, обмотав его дважды вокруг своей груди, а затем затянула шнуровку.

— Тогда почему мы собираемся провести с ними целый день?

«Потому что, если мы хотим остаться незамеченными, то проще всего передвигаться по темноте, а не при свете дня».

— Данте и его армия всё ещё преследуют нас?

«Нет. Они нас обогнали».

— Обогнали? Каким образом?

«Они сели на корабль сегодня утром и пристанут к Тареспагии до наступления ночи».

— Откуда ты всё это знаешь?

«Я подслушал, как несколько эльфов обсуждали это, пока ты спала».

Я бледнею, потому что под «подслушал» он, должно быть, имеет в виду…

— Они всё ещё живы?

Морргот огибает дерево с коричневым стволом и раскидистыми ветвями, которые усеяны упругими зелёными листьями размером не больше детской ладони.

— Ты их убил?

«У меня не было выбора», — говорит он, наконец.

— У каждого есть выбор!

«Ты бы предпочла, чтобы я отпустил их с информацией о твоём месте нахождения и о том, с кем ты водишься? Ты знаешь, что тогда сделал бы Марко? Он бы отправил за тобой всю свою армию, и не для того, чтобы тебя схватить, а чтобы убить».

— Данте не позволил бы ему убить меня. А что касается эльфов, ты мог бы… — я вскидываю руки в воздух. — Ну, я не знаю, привязать их к дереву, пока мы не освободим остальных воронов».

«Данте здесь бессилен. А насчёт «привязать их к дереву» — дикие коты, которые рыскают на этой стороне горы, съели бы их ещё до наступления сумерек».

Кровь, которая начала приливать к моему лицу, снова его покидает.

— Дикие коты?

«Сельватинцы».

Желчь подступает к моему горлу, когда я осматриваюсь кругом в поиске кровожадных животных и людей.

— Сельватинцы каннибалы? — шепчу я, боясь, что мой голос привлечёт их внимание к свежей еде, которая направляется в их сторону.

«Не все».

Его ответ совсем меня не убеждает.

— Я достаточно поспала для того, чтобы продержаться ещё неделю. Так что не будем медлить. Мне только надо достать плащ с капюшоном и…

«Тебе не о чем беспокоиться, Фэллон».

— Ты только что сказал мне, что сельватинцы едят людей. Я не хочу, чтобы меня сожрали! Не знаю насчёт тебя, но мои конечности не умеют реген…

Взволнованно заржав, Ропот пятится, затем отрывает передние ноги от земли так, что моё тело съезжает далеко назад, как и большинство моих органов, которые ударяются о позвоночник. Сжав седло бёдрами, я вцепляюсь в гриву жеребца.

Когда копыта Ропота опускаются на землю, я замечаю женщину, которая с головы до ног покрыта коричневыми татуировками.

Она улыбается мне, обнажив почерневшие зубы.

— Это она.

ГЛАВА 53

Подобно часовому маятнику, женщина качается на лиане, обмотанной вокруг её руки и лодыжки. Её длинные дреды раскачиваются в такт её ловкому мускулистому телу. Нагрудник из многослойных цепочек, прикрепленный к её шее и талии, дрожит на разукрашенном торсе.

— Она?

Я осматриваю густую листву в поисках Морргота, но всё, что я вижу, это несколько десятков женщин и детей, сидящих на ветках, которые покрыты цепями и татуировками с ног до головы так же, как и женщина с чёрными зубами прямо передо мной.

— Девушка, которая разговаривает с животными, — продолжает женщина.

Ропот нервничает, переступая с одного копыта на другое.

— О тебе судачет всё королевство, — добавляет какой-то долговязый парень.

Рёбра торчат на его разрисованной груди сильнее, чем пластины на корсетах моих платьев.

Я сглатываю.

— Не стоит верить каждой сплетне, что вы слышите.

— Значит, вон там ты разговаривала с человеком? — спрашивает ещё один любитель покачаться на лиане.

Судя по заострённым носу и подбородку, а также утонченным скулам — это женщина, только вот её обнажённая грудь выглядит совершенно мужской.

— Э. Нет. Со своим конём.

Мои руки так сильно вспотели, что кожаные поводья промокли.

— Но вообще-то он мне не отвечает.

Я пожимаю плечами.

— У одиноких людей свои причуды. В общем, мне надо… э-э-э… идти.

Несколько человек начинают гоготать, и я вдруг осознаю с возрастающим волнением, что у всех у них чёрные зубы, а из-за плеч торчат перья. Я надеюсь, что перья прикреплены к их дредам, но моя надежда быстро разбивается, когда одна из женщин извлекает длинную стрелу, которую она вставляет в лук и чей кончик цвета слоновой кости невероятно острый.

— Морргот, — бормочу я себе под нос.

— Ни к чему эти проклятья, девочка. Мы