Неделя шла за неделей. Лишь за день до записи она получила свой сценарий, читала его и начинала заучивать строки. На другой день в шесть часов утра она должна была быть уже в гриме на студии. Марти подгонял подряд все сцены, для репетиций времени не оставалось. К концу первого дня несколько сцен должны уже были быть сняты. Ей следовало следить за своим текстом, точно следовать замечаниям и всегда знать, где находится в данный момент камера; тогда и только тогда она могла играть. К семи вечера она изматывалась до предела и больше всего на свете обожала машину и шофера, которые отвозили ее домой, где она могла немного передохнуть до завтрашнего утра, немного – совсем немного – поесть и поспать. И каждую неделю повторялась эта шестидневная гонка. В воскресенье она, наконец, могла расслабиться и отдохнуть, но уже воскресным вечером привозили новый сценарий, который надо было заучивать. Попробуй выдержать в таком режиме хотя бы несколько недель!

На съемках она по-прежнему видела Пита, он старался выглядеть таким же, как все остальные участники: любезным, всегда готовым прийти на помощь, но сдержанным. Ну что ж, сказала она себе, невозможно сразу убить двух зайцев – сохранять с ним любовные отношения и вместе с тем все остальное время держать его в стороне от себя. Она решила, что их разрыв был неизбежен, ведь у нее ни на что уже не оставалось сил, кроме работы. Вечера она проводила как монахиня, и даже если ей порой бывало грустно и одиноко, Пит ничем не мог бы ей помочь.

В этом вакууме ее стали одолевать мысли и воспоминания о Сэме. Он отказался от тебя, говорила она самой себе, он лгал тебе, он нарушил обещания. Но хотя все было так, он был таким страстным, обворожительным, пылким. Он по-настоящему слушал, что она ему говорила, он по-настоящему смотрел на нее, по-настоящему знал ее. Он мог заниматься искусством, обсуждать игру актеров, спектакли и фильмы, и в то же время не был занудой и всегда весело шутил. Как только выпадала свободная минута во время съемок или дома, к ней подползали мысли о том, как Сэм смеялся, как смеялись они вдвоем с Сэмом, как он умел шутить. Эти мысли мешали ей сосредоточиться. Они выводили ее из себя. Но эти мысли о Сэме составляли ее единственную компанию.

Работа на телевидении походила на службу в армии – постоянная готовность номер один. Всегда ожидаешь вызова, выхода, и уже готов взорваться, если вдруг что-нибудь не то с освещением, сместились тени, низко наклонился микрофонный журавль или еще что-нибудь. Порой, чтобы снять минуту фильма, требовался час, а то и больше. Это была серьезная, изматывающая работа.

Во время съемок единственный раз посмеялись над Шарлин. Джан и Шарлин изготовились на своих мотоциклах перед одной из циклорам, используемых для «Трех четвертей». И как всегда, произошла заминка с освещением, а покуда поломка устранялась, Лайла, как всегда, заставляла их ждать. Джан почувствовала, как тает ее грим и начинает блестеть лоб. Наконец, Лайла без извинений появилась.

– Свет! – закричал Дино и все защелкали выключателями.

– Эй, ребята, – обратилась Лайла к команде. – Вы знаете, как блондинки включают свет после секса?

Парни за камерами и осветительными приборами затаились, ожидая, что она скажет дальше.

– Они открывают дверцу машины, – сказала Лайла и лишь слегка улыбнувшись в ответ на громовой смех, взорвавшийся из темноты.

Шарлин покраснела до корней волос. Джан стало жалко ее.

– Ты готова наконец или еще нет? – прикрикнула она на Лайлу. – Или нам следует еще выслушать какую-нибудь шуточку?

– Не волнуйся, уж я-то по восемь раз свою роль повторять не буду, – вновь съязвила Лайла в адрес Шарлин.

И впрямь случалось, что Шарлин вдруг начинала путаться в своих словах, и приходилось повторять съемку. Джан знала, что творится в душе у девушки. Напрасно Лайла так злилась.

– Ну хватит, давайте начинать, – сказал Марти, возвращая Дино на площадку.

Лайла холодно посмотрела на него и перекинула свою невероятно длинную ногу через сиденье своего «Триумфа». Однажды Лайла сумела внушить, что если у двух других персонажей мотоциклы марки «Харлей», то у нее должен быть «Триумф».

Марти Ди Геннаро не был болваном, даже несмотря на то, что в отношении своих представлений не стремился к какой-то усложненности. Джан видела, что в нем есть что-то простое и дружеское по отношению к каждой из них, и в то же время к каждой из них у него был свой подход. Он представлял собой невероятную интересную сексуальную смесь из мотоциклов и женщин. Даже сейчас, проработав с ним несколько месяцев, она недолюбливала Марти и не доверяла ему, но уважала его талант и проницательность.

Что касается проницательности, Лайла Кайл была на высоте. Джан помнила ее по Нью-Йорку, эту девушку, что называется «расшибись, но завоюй сцену и стань звездой»; в Калифорнии она по-настоящему расцвела. Она хорошо читала текст, у нее был приятный тембр голоса и переизбыток в размерах глаз. Но эта великолепная красотка была также безупречно самовлюбленной. Если человек не был как-то связан с ней на площадке, то он вообще не существовал для нее. И вся съемочная группа любила ее, а от Марти она добилась статуса общенациональной любимицы. Даже когда она не бывала задействована в съемках, глаз Марти все равно неотступно следил за ней. Джан казалось, что они играют друг с другом в кошки-мышки.

Шарлин была полной противоположностью. Если Лайла вела себя так, будто все на площадке созданы лишь для нее, то Шарлин покорно исполняла все, что ей приказывалось. Даже гримеры и парикмахеры распоряжались ею. Она ко всем обращалась «мистер» и бывала до абсурда благодарна за самую малую услугу. Однажды Джан слышала, как она три раза сказала спасибо гримеру, покуда он пудрил ее перед выходом на площадку. Джан не могла понять, искрення Шарлин или она издевается над всеми. А Библия?.. Шарлин всякий раз раскрывала ее, держа на коленях, перед выходом. И это новая телезвезда!

Джан чувствовала себя хорошо приспособившейся. Роль Кары, которую она играла, ей нравилась – Кара была приятная, умная девушка, и Джан казалось, что эти качества сами собой переносятся на нее саму. Казалось, что съемочная группа тоже чувствует это, любит и уважает ее. С Марти у нее сложились простые, добродушные отношения. Однако она замечала, что стоило ей начать задавать слишком много вопросов по роли, как он тотчас сердился. Дискуссии по поводу мотивации поступков героини или поворотов в сценарии не приветствовались. Марти бывал капризен. Лишь в его голове могли содержаться мысли в отношении фильма. Ее делом было выполнять его приказы.

Марти приказывал: «Прыгайте!», они все в один голос спрашивали: «Куда?», и затем прыгали. Лишь Лайла время от времени устраивала сцены. Джан начала уставать от всего этого. В конце концов, ей было уже не двадцать четыре, несмотря на лицо без единой морщинки и отличное самочувствие.

Она честно признавалась себе, что начинает разочаровываться. Она надеялась, что под руководством Марти они создадут замечательный ансамбль, и это будет новый вид телевизионной постановки. И, конечно, было от чего разочаровываться: Марти чувствовал себя полным хозяином, заставляющим всех крутиться, исполняя его великие замыслы, которых на самом деле у него никогда не было. Но ведь то, что они делали, призвано было стать искусством, ведь и искусство может приносить деньги.