Английскому капитану Клерку. Усердием общества фрегата «Надежды». В первую экспедицию Россиян вокруг света, под командою флота капитан-лейтенанта Крузенштерна, 1805 года, сентября 15-го дня.

Капитан-лейтенант Ратманов управлял построением. Его ревность к поспешному окончанию до нашего отхода преодолела многие трудности, которые в стране сей неизбежны. С моей стороны было бы поступлено несправедливо, если бы я не способствовал всевозможно к совершению достохвального сего намерения. Я охотно позволил взять к тому как людей для производства работы, так и нужные с корабля материалы. Мы весьма были довольны, что успели до отхода нашего окончить сей памятник. Около него сделан глубокий ров и для лучшего сохранения высокая ограда из частокола с дверью, которая замком запирается. Ключ вручен петропавловскому коменданту. Японцев, которые прошедшей осенью претерпели у Курильских островов кораблекрушение и которые, как прежде сказано, перевезены тогда в Петропавловск недавно умершим священником Верещагиным, теперь здесь уже не было. Они уехали тайно на своем гребном судне, на коем спаслись. За ними послали было вооруженную байдарку, но оная не могла найти их.

Сие отважное предприятие достойно внимания как потому, что они с чрезычайным духом решились пуститься морем в дальний путь на худом беспалубном гребном судне, не имев с собою ни воды, ни какой-либо провизии, так и по тонкой хитрости, употребленной им» к отклонению от себя всякого подозрения на побег из-под строжайшего присмотра. Они многократно просили Резанова, чтобы позволил им возвратиться в свое отечество на гребном их судне, на коем спаслись, и которое хотели они сами привести для того в надлежащее состояние; но Резанов отказал им под предлогом, что он без позволения императора не смеет согласиться на их просьбу. Они в бытность свою в Камчатке оказали столько деятельности и промышленности, что Резанов вознамерился было сначала отправить их на остров Кадьяк, где бы они могли быть весьма полезными, но, наконец, предложено поселить их в верхней Камчатке, о чем им потом и объявили. Услышав о сем, не только казались они быть довольными такою своею участью, но и изъявили еще особенную радость по обнаружении им будущих видов. Им выдали для переезда в назначенное место нужное платье и каждому несколько сарачинской крупы.

Губернатор снабдил их сверх того чаем и деньгами на дорогу. По назначении дня к их отъезду просили некоторые из них, чтобы позволено было принять им христианскую веру. Они говорили притом, поелику судьба предопределила им жить в Камчатке, не оставляя никаких видов к возвращению в отечество, то и признают они для себя лучшим сделаться христианами. На сию просьбу согласились охотно и назначили день к совершению обрядов крещения. Итак, нельзя было иметь ни малейшего подозрения, но если бы оное чем-либо и возбуждалось, то и в таком случае побег должен был казаться невозможным.

Однако, невзирая ни на что, решились они приступить к отважнейшему предприятию. Накануне перед побегом ездили они по обыкновению ловить рыбу и при захождении солнца, возвратившись назад, вытащили гребное судно на берег, пошли в свое место и каждый лег спать. В следующее утро более их не было. Самым чрезвычайным кажется при сем то, что 7 человек пустились в море без всякого запаса воды. Они, конечно, не знали, что на Курильских островах, выключая Поромушир и Оннекотан, нет никаких источников. Они не взяли с собою ни боченка, никакого другого для воды сосуда, чтобы хотя на короткое время оною запастись. Дай бог, чтобы прибыли они благополучно в свое отечество! Их отважнейшее предприятие достойно увенчаться счастливейшим успехом[120].

Имя Ивашкин известно из путешествий Кука и Лаперуза столько, что я не опасаюсь наскучить читателю, если упомяну кратко о сем состарившемся в Камчатке несчастном человеке. Ему теперь от роду 86 лет. Он получил свободу по восшествии на престол ныне царствующего императора. В первом исступлении от радости хотел он воспользоваться дарованной ему свободою и возвратиться на свою родину. Государь повелел выдать ему на проезд и деньги, но Ивашкин не мог потом решиться на предприятие дальнего и трудного пути. Он изъявил однажды с живым чувствованием желание, чтобы мы взяли его в С.-Петербург с собою, однако, скоро потом переменил свое намерение. Вероятно, что он не мог бы перенести великого переезда ни морем, ни сухим путем.

Теперь живет он недалеко от Верхнекамчатска щедротами государя, и, будучи призрен добродушием Кошелева, оканчивает остаток дней своих в покое и тишине. О вине и ссылке его многим рассказывал он следующее: что по ложным доносам в заговоре против императрицы Елизаветы был он лишен чинов и дворянства, высечен кнутом и сослан в ссылку. Он признается, что был ветрен и нескромен, однако, и поныне клятвенно уверяет, что не имел во мнимом заговоре ни малейшего участия. Ему поручено было после смотрение над якутами, за угнетение коих сослан он, наконец, в Камчатку. Его обвиняют даже в смертоубийстве, учиненном от безрассудной горячности, которое и долженствовало уповательно быть причиною, что императрицею Екатериною II не дарована ему свобода; в противном случае, конечно, не был бы лишен внимания и милости, потому что в Куковом путешествии упоминается о нем с похвалою и сожалением.

Не могу я умолчать также и о семействе Верещагиных, известных читателям из путешествий Кука и Лаперуза. Оба брата, происшедшие от камчадалов, сделали величайшую честь своему состоянию. Старший из оных достойнейший священник, умевший приобресть величайшее к себе почтение англичан, о коем говорит капитан Кинг многократно с чрезвычайною похвалою, умер скоро по отходе из Камчатки «Резолюции» и «Дисковери». Его преемником сделался младший брат, исполнявший должность свою 20 лет и приобретший общую любовь. Во время прибытия нашего в Камчатку находился он на Курильских островах для проповедания христианского учения.

По возвращении своем оттуда умер он в скорости; итак, я не мог, к сожалению, узнать его лично; однако посетил вдову его, которая помнит очень хорошо корабли английские и французские. Ее сын, бывший дьячком в Петропавловске, утонул к несчастию в реке Аваче во время нашей здесь бытности. Теперь остался один только Верещагин, дьячек в Верхнекамчатске. Селение Паратунка, родина семейства Верещагиных, известное довольно из путешествия Кука, сделалось ныне обиталищем медведей. В 1768 году считалось жителей в оном 360 человек, но в 1779 только 36. Повальная болезнь, свирепствовавшая в 1800 и 1801 годах, истребила и последних.

В пятницу 4 октября привезено было все на корабль, который уже был совершенно готов к отходу. В 4 часа следующего утра стали верповаться из гавани в губу. Стараясь воспользоваться благополучным ветром, решился я итти в море сего же дня пополудни. Добрые наши гостеприимны обедали с нами в последний раз. Разлучение с ними, оказавшими нам всевозможную приязнь и дружбу, было для нас весьма чувствительно. Особенно прискорбна была разлука с любезным Кошелевым. Все мы сокрушались о нем и о достойном его брате, тем более, что оставляли их в такой земле, где в безмерном удалении от друзей своих и родственников окружены они были людьми, от которых не только не могли ожидать искренности и удовольствий жизни, но, напротив, должны были опасаться всяких ухищрений и досад.