— Как тут все шло, пока меня не было? — вырвалось у нее.

Вестер остановился на верхней ступеньке.

— Обыкновенно.

— Вы на меня сердитесь, капитан?

— Нет, — ответил он. — Я передам той игольщице, что ты больна и не можешь прийти. Насколько я понимаю, мы известим ее, когда ты поправишься?

Девушка сбросила вторую туфлю и кивнула. Вестер спустился по ступеням, нижняя дверь захлопнулась. Китрин рухнула на постель. Ночью все прошло отлично, однако при первых же рассветных бликах на нее навалилась усталость, и теперь ослабевшее тело разламывалось так же, как от бессонных ночей в караване. После прибытия в Порте-Оливу она успела убедить себя, что все кончено, однако, как видно, ошиблась. А теперь, как ни крути, Вестер сердит — и от этого почему-то невыразимо горько.

Может, его успокоить? Объяснить, что она намеренно дала себя соблазнить, что ночь с Кахуаром была лишь уловкой? Но чем тщательнее она подбирала слова, тем хуже получалось. Снизу, с первого этажа, донеслись голоса стражников, нанятых Вестером. Судя по крикам — играют в кости. Спину немилосердно ломило. Кто-то внизу взревел от досады, остальные сочувственно загудели. Китрин закрыла глаза в надежде, что знакомые стены помогут расслабиться и она уснет. Однако мозг только перепрыгивал с предмета на предмет все быстрее, как катящийся с бесконечной горы мячик.

Пятнадцать кораблей можно поделить на три группы по пять или на пять по три: клан Кахуара, видимо, рассчитывал, что торговые суда пойдут в три крупных порта — скорее всего Карс, Ласпорт и Асинпорт. А если маршрут ляжет дальше Астерилхолда, в Антею или Саракал, а то и Халлскар? Две дюжины моряков — изрядная сила, но выдержат ли южане-лионейцы путешествие в холодных северных водах? Стоит ли ей, ссылаясь на связи в Карсе, пообещать выставить корабли с опытом плавания в северных морях? И сможет ли она такое обещание подкрепить делом?

И почему ее предала Опал? И почему погиб магистр Иманиэль? И Кэм? И ее родители? А Сандр все так же не прочь с ней переспать? Будет ли Кэри с ней дружить? По-прежнему ли мастер Кит одобряет то, чем она занимается? Что делают люди, если друзей нет, а в любовниках враги? Должны же быть какие-то способы жить по-другому…

Слезы закипели в глазах и побежали по щекам. Китрин даже не чувствовала ни печали, ни душевной боли — только усталость и досаду на себя, и знала, что приступ нужно просто переждать. Внизу игра в кости прекратилась, два мужских голоса затянули песню.

Китрин заставила себя сесть. Потом встать. Сбросила платье, в котором была ночью, и надела юбку с простой блузкой. Собрала было волосы на затылке, но заметила на шее следы от укусов Кахуара и оставила волосы распущенными. Наполнила водой таз у постели, умылась. Краски, оставленные Кэри, лежали на месте, и Китрин поколебалась, не преобразиться ли вновь в магистру Китрин из Медеанского банка, но раздумала — сил не было ни на что.

Она спустилась вниз и распахнула дверь, вся компания разом затихла. Двое первокровных переглянулись и опустили глаза, один резко покраснел. Куртадам кивнул.

— Извините за шум, магистра, — сказал он. — Мы не знали, что вы у себя.

Китрин отмахнулась.

— Где Ярдем?

— В задней комнате, магистра, — ответил куртадам.

Она прошла мимо стражников и шагнула в темноту комнаты. Ярдем Хейн лежал на тюфяке, сцепив на животе руки. Глаза закрыты, обмякшие уши сложены. Китрин, решив отложить разговор до другого раза, повернулась было уходить, как вдруг Ярдем заговорил.

— Что-то нужно, магистра?

— Э-э-э… Да. Ярдем, ты знаешь капитана лучше всех.

— Да, — ровным голосом ответил тралгут, не открывая глаз.

— Кажется, я его расстроила.

— Не ты первая. Если его доймет, он тебе скажет.

— Понятно.

— Что-нибудь еще? — Тралгут умудрялся говорить в такт дыханию, так что грудная клетка поднималась и опадала в прежнем ритме.

— Я спала с мужчиной, а теперь собираюсь его предать. — Собственный голос показался Китрин серым и жестким, как аспидная доска. — Так нужно, чтобы сохранить банк, но я все равно чувствую себя виноватой.

Ярдем приоткрыл теплый черный глаз.

— Я тебя прощаю.

Китрин кивнула. Закрыв дверь, она пересекла зал, вышла на улицу и поднялась по своей лестнице. Голоса внизу притихли — стражники знали, что хозяйка у себя. Китрин устроилась за письменным столом, достала банковские книги и принялась писать деловое предложение, которое не оставит Кахуару шансов.

Гедер так и не понял, когда кончилась драконья дорога. Сначала под ногами лежала наметенная ветрами земля и пустынная пыль, которая покрывала даже тропы внутри широко раскинувшихся караван-сараев, заменявших в Кешете города. Затем, после очередной крупной развилки, драконий нефрит начал уступать место коричневому грунту и желто-зеленому бурьяну, дорога превратилась в полосу более низких, чем вокруг, кустов и травы. А потом и вовсе пропала.

Теперь перед Гедером простирались горы и долины восточной оконечности мира. Тонкие искореженные деревья покрывала массивная кора, твердая как камень. Ночью по лагерю носились мелкие ящерки с яркими желтыми хвостами, по утрам одну-другую часто находили дохлыми в мешках с лошадиным кормом. Вода стала редкостью: стоило слугам заметить чахлый ручеек — как все пятеро тут же бросались наполнять водой любые сосуды, способные держать влагу, и все равно Гедер не раз замечал, что запасы успевали истаять больше чем наполовину. Каждую ночь он слышал разговоры слуг о бандитах и нечистых духах, которыми якобы кишат все пустоши мира, — и хотя новых опасностей не прибавилось, спал он плохо.

Прожив почти всю жизнь в Антее, Гедер путешествовал разве что из Ривенхальма в Кемниполь и обратно. С королевской охотой бывал в Кавинполе, Севенполе и Эстинпорте, а однажды в детстве его возили в Калтфель, столицу Астерилхолда, на свадьбу какой-то дальней родни. И напоследок он попал в Ванайи — сначала в войске лорда Тернигана, а потом в свите сэра Алана Клинна. Он даже не представлял, что когда-нибудь в одиночку — или почти — увидит земли настолько пустынные и дальние, что здешний народ не будет ничего знать ни об Антее, ни о Рассеченном Престоле. Однако в очередном скопище лачуг, льнущих к мелкому озерцу, навстречу ему вышли настороженные люди, которые в ответ лишь качали головой и пожимали плечами.

С таким же успехом он мог бы им рассказать, что прибыл со звезд или из подземных глубин, — так его даже скорее бы поняли. Горцы были из первокровных, все одинаково смуглые, черноглазые, с жесткой густой шевелюрой, будто члены одной разросшейся семьи. Считанные из них — те, кто занимался торговлей с факториями, — хоть как-то знали языки цивилизованного мира, остальные же говорили на местном наречии, которое Гедер частично умудрялся понимать по словам, встречавшимся в старинных книгах. Он не мог отделаться от ощущения, что попал в сумрачную древность.