Мелкая мошка села на ладонь, Китрин встряхнула рукой. Ее конкурент и любовник что-то пробормотал и шевельнулся во сне. Она с улыбкой взглянула на его спину, на шероховатую кожу. Будет чуть-чуть жаль одержать над ним победу. Но только чуть-чуть.

Откуда-то из прежней жизни всплыл рокочущий голос Ярдема Хейна. «Женского оружия в природе не существует…» Теперь Китрин знала, что это неправда.

Она соскользнула с постели, Кахуар не пошевелился. Одежда валялась вперемешку на кирпичном полу, и чтобы не разбудить спящего, Китрин накинула на себя первое, что попалось под руку: рубаху Кахуара, брошенную отдельно. Подол свисал до бедер — она решила, что сойдет. Прокравшись в угол комнаты, девушка нашарила на полу кожаный шнурок с бронзовым ключом, который Кахуар Эм всегда носил на груди.

Ну, почти всегда.

Легко, почти беззвучно она ступала по кирпичам пола, холодившим ноги. Дом стоял у порта; небольшие комнаты теснились вокруг маленького дворика с садом. Из четырех слуг — чистокровных ясурутов — на месте маячил только привратник. Как бы ни был велик лионейский клан, посланником которого выступал Кахуар Эм, дороговизна земли в Порте-Оливе не позволяла иметь дом более роскошный, чем у местной знати: такое щегольство пошло бы во вред репутации.

Китрин в темноте свернула налево и, отсчитав три двери, нашла нужную — дубовую, обитую железом. Нащупав замочную скважину, она вложила в нее украденный ключ и повернула. Замок отщелкнулся с лязгом, пронзительным, как крик, и девушка на миг замерла, но тревогу никто не поднял. Отворив дверь, она скользнула в кабинет Кахуара.

Запертые ставни не пропускали света, но когда Китрин открыла окна, лучи от висящей в небе луны выхватили из сумрака очертания предметов. Письменный стол, прикрученный к полу сейф, решетчатая подставка со свитками пергамента и сложенными письмами, затененный колпаком светильник с кольцами из резного кремня и кованого железа. Китрин высекла искры и зажгла фитиль, потом поскорее заперла ставни. Тени и силуэты, освещенные оранжевым пламенем, вновь ожили. Сейф закрыт, дверной ключ к нему не подойдет. На письменном столе ничего, кроме бутылочки зеленых чернил и металлического стилуса. Подойдя к подставке со свитками и письмами, Китрин принялась их методично просматривать — быстро, не нарушая порядка и возвращая все строго на места.

В груди засела тревога, сердце бешено билось — она не обращала внимания: дать волю чувствам можно после, когда будет время. Сейчас главное — дело.

Письмо от наместника с благодарностью за подарок — шоколад великолепен, супруга наместника выражает особую признательность. Китрин положила письмо назад. Скрученный свиток с именами и связями полусотни людей, совершенно незнакомых Китрин, тоже лег на прежнее место.

За ставнями вывел первую трель дрозд. Китрин откинула со лба волосы. То, что ей нужно, лежит где-то здесь. В записях Кахуара должен найтись хоть какой-то намек на то, какие условия он предложит наместнику. Она потянулась за следующим письмом и задела рукой светильник, тот дрогнул и качнулся — Китрин едва успела его удержать: еще не хватало, чтобы он опрокинулся и залил огнем всю комнату. Аккуратно поставив его на середину стола, она трепещущими руками принялась перебирать документы.

Ей казалось, что пролетел не один час. Нужное письмо наконец нашлось — длинный свиток из тонкого хлопка; строки условных значков широко отстояли одна от другой, и Кахуар вписал расшифрованный текст прямо между ними. Послание, отправленное старейшиной клана, оправдало все надежды Китрин. Клан может позволить себе пятнадцать кораблей, на каждом полная команда из двух дюжин моряков. Китрин читала дальше, пальцы скользили по шуршащей ткани. Взамен они просят шестнадцать сотых от каждой сделки каждого из сопровождаемых кораблей в каждом порту; если же груз застрахован кланом — девятнадцать. Начальные расходы — две тысячи серебром, прибыль клану — пятьсот в год. Срок контракта — десять лет.

Способам запоминания ее учил магистр Иманиэль. Лучше, конечно, записать все чернилами, но выносить из дома написанный документ слишком рискованно. Пятнадцать кораблей по две дюжины моряков.

— В пятнадцать лет у нее было две дюжины мужчин, — пробормотала Китрин сама себе.

Девятнадцать сотых со страховкой, шестнадцать без. Значит, страховка — три.

— Шестнадцать для бесед и еще три для любви.

Две тысячи начального капитала, предполагаемая прибыль пятьсот ежегодно, контракт на десять лет.

— Она раздала две тысячи поцелуев, получила пятьсот и через десять лет умерла в одиночестве.

Свиток содержал еще описание кораблей, имена капитанов, рекомендуемые торговые пути — Китрин прочла сколько могла. Однако самое главное уже известно.

Она вернула свиток на место, затем передвинула обратно светильник и задула пламя. Тьма после света показалась непроницаемой, резко запахло горелым фитилем. Китрин закрыла глаза и, не отрывая ладонь от стены, нашла дверь. Выбравшись в коридор, она заперла замок и чуть не бегом пустилась обратно в спальню Кахуара, там положила ключ на прежнее место в углу и, сбросив рубаху, поспешно нырнула в постель.

Кахуар что-то буркнул и положил ладонь ей на живот.

— Замерзла? — пробормотал он.

— Сейчас согреюсь, — ответила она. Он улыбнулся и прижался к ней теснее.

Китрин попыталась расслабиться и, закрыв глаза, повторила для себя придуманную историю.

В пятнадцать лет у нее было две дюжины мужчин, шестнадцать для бесед и еще три для любви. Она раздала две тысячи поцелуев, получила пятьсот и через десять лет умерла в одиночестве.

* * *

— На тебе лица нет от усталости, — заметил капитан Вестер, прислонившийся к стене у жестяной чаши с тюльпанами, где раньше стоял зазывала игорного дома. — Я уж думал отряжать спасательную экспедицию и забирать тебя силой.

— Я ведь сказала, что не приду. — Китрин свернула к своей лестнице, капитан последовал за ней, будто по приглашению.

— В полдень у тебя встреча с той женщиной из гильдии игольщиков. Наверняка она уже на пути к кофейне. Так что если не собираешься идти в этом же платье…

— Я не пойду, — заявила Китрин, поднимаясь по лестнице. Шаги за спиной на миг притихли и тут же выровняли ритм. Нарочито спокойный и вежливый голос прозвучал отстраненно.

— Прикажешь дать ей объяснения?

— Пусть кто-нибудь сходит и скажет, что я заболела.

— Хорошо.

Китрин, опустившись на диван, хмуро взглянула на капитана: руки скрещены на груди, губы сжаты. Он ведь не намного старше, чем Кахуар Эм… Китрин сняла туфлю и потерла ногу — ступня оказалась грязной. Платье свисало с плеч так, будто сама ткань изнемогала от усталости и пота.

— Я не спала ночь. Мне не до переговоров, все равно толку не будет.

— Как скажешь, — коротко кивнул Вестер и повернулся уходить. На Китрин вдруг нахлынуло отчаяние — она и сама не подозревала, как не хотела оставаться одна.