— Я могу спросить остальных, — напомнил барон. — Если ты не скажешь — скажут они.

Винсен посмотрел через пруд на дальние горы.

— Он бросил тень на честь леди Каллиам, милорд. И высказался в том смысле, что…

— Ясно, — со злобой бросил Доусон. — Он еще здесь?

— Нет, милорд. Его отнесли в деревню вчера вечером.

— Отнесли?

— Я поговорил с ним так, что идти он не мог, милорд.

Доусон усмехнулся. Над водой плясала мошкара.

— Леди Каллиам возвращается в Кемниполь, — сказал барон. — Рассчитывает помириться с Маасом.

Егерь коротко кивнул, но промолчал.

— Говори, — велел Доусон.

— С вашего позволения, милорд. Это неразумно. Тяжелее всего — пролить чужую кровь впервые, а это уже случилось. Дальше будет больше.

— Я знаю, но она не отступится.

— Пошлите меня вместо нее.

— Я посылаю тебя вместе с ней. Джорей еще в столице, расскажет тебе обстановку. Ты защитил меня, когда все начиналось. Теперь защити мою жену.

Двое стояли плечом к плечу, сзади неслись голоса: псарь кричал на ученика, смеялись егеря. Как будто в другой жизни, совсем недавней — мирной, безмятежной и еще не тронутой тленом.

— С ней ничего не случится, милорд, — произнес наконец Винсен Коу. — Пока я жив.

Клара уехала в том же экипаже, что привез их из Кемниполя, Винсен Коу сопровождал ее верхом. Через три дня к Доусону пожаловал непрошеный гость.

Дневной зной выгнал барона из комнат и заставил перебраться в зимний сад, совершенно невзрачный летом: цветы, которые в самые короткие дни года заполыхают алым и золотым, сейчас выглядели простой грубой травой. Три пса, изнывая от жары, лежали на полу с зажмуренными глазами, высунув языки. Оранжерея стояла открытой — если затворить двери и окна, здесь будет душно, как в печи. Сад дремал, ожидая, когда настанет срок преобразиться.

К тому времени Клара уже вернется домой. Доусон и прежде с ней разлучался: у него придворные дела и королевская охота, у Клары — подруги и домашние обязанности. И все же с ее отъездом одиночество нахлынуло почти невыносимо. Утром он просыпался с мыслью, где сейчас Клара, ночью ложился в постель, мечтая, чтобы она вышла из гардеробной с традиционным ворохом новостей, шуток и обыденных сплетен. Днем же он старался не думать ни о ней, ни о Фелдине Маасе, ни о том, что ее могут попытаться использовать против него.

— Лорд Каллиам!

В дверях стояла новая служанка, юная дартинка с горящими, как положено ее расе, глазами.

— Что такое?

— К вам посетитель, просит его принять. Его имя Паэрин Кларк, милорд.

— Я такого не знаю, — бросил было Доусон, однако через миг вспомнил. Бледный банкир из Нордкоста, сумевший прельстить Канла Даскеллина. Доусон встал; встрепенувшиеся собаки, поскуливая, переводили взгляд с хозяина на служанку и обратно. — Он один?

Глаза девушки беспокойно расширились.

— С ним возница и слуга. И кажется, помощник.

— Где он сейчас?

— В малой гостиной, милорд.

— Скажи, что я выйду к нему чуть позже. Подай ему пива и хлеба, отправь его слуг в челядную и позови мою стражу.

Дверь в малую гостиную отворилась, бледный поднял глаза. При виде Доусона в сопровождении четырех мечников в кожаных охотничьих доспехах он лишь приподнял брови. На тарелке перед ним лежал едва надкушенный кусок хлеба, к жестяной кружке с пивом он едва ли притронулся.

— Барон Остерлинг, — поклонился банкир. — Благодарю за прием. Приношу свои извинения за то, что вторгся непрошеным.

— Вы здесь по поручению Канла Даскеллина или по собственному почину?

— Меня прислал Канл Даскеллин. Обстановка при дворе неоднозначна, он хотел передать вам сведения, однако на гонцов он положиться не может, да и некоторые факты таковы, что он не рискует доверить их пергаменту и тем более записать собственноручно.

— И поэтому он присылает мне мастера-кукольника из Нордкоста?

Банкир на миг замолк. Щеки окрасились слабым румянцем, на губах появилась обычная вежливая улыбка.

— Милорд, не сочтите за оскорбление, но я хотел бы кое-что пояснить. Я подданный Нордкоста, но я не принадлежу ко двору и послан не королем. Я представляю Медеанский банк, и только Медеанский банк.

— Значит, шпион без родины. Тем хуже.

— Мои извинения, милорд. Я вижу, что мой визит нежелателен. Прошу простить за вторжение.

Паэрин Кларк склонился в глубоком поклоне и направился к двери, унося с собой всю придворную жизнь и весь Кемниполь. «Ты не склонен налаживать отношения, но незачем считать, что это так уж сложно», — раздался в памяти голос Клары.

— Подождите, — остановил его Доусон и перевел дух. — О платьях и чертовых балах?

— Простите?

— Вы приехали по делу. Так не трусьте при первом же окрике. Садитесь. Говорите, с чем пожаловали.

Паэрин Кларк, вернувшись, сел на место. Глаза потемнели, лицо было непроницаемо, как у опытного картежника.

— Дело не в вас, — бросил Доусон, садясь напротив и отщипывая корку хлеба. — Не в вас как в человеке. А в должности.

— Я тот, кого Комме Медеан посылает разрешать затруднения, — ответил Паэрин Кларк. — Ни больше ни меньше.

— Вы посланник хаоса, — проговорил Доусон мягко, стараясь не язвить. — Вы делаете бедных богатыми, а богатых бедными. Для людей вашего круга сан и титул — пустой звук. Однако для людей моего круга они крайне важны и ценны. Я презираю не вас. А вашу роль.

Банкир переплел пальцы и обхватил руками колено.

— Желаете ли выслушать вести, милорд? Несмотря на все, что вы думаете о моей роли?

— Да.

Банкир говорил чуть не целый час, тихим голосом выкладывая барону подробности той медленной лавины, которая уже тронулась с места и теперь грозила спокойствию Кемниполя. Как Доусон и подозревал, нежелание Симеона выбрать наконец семью, в которой будет воспитываться его сын, проистекало от боязни нарушить зыбкое равновесие. Даскеллин с оставшимися союзниками поддерживали короля как могли, однако даже среди преданных сторонников росло недовольство. Хотя Иссандриан и Клинн сидели в ссылке, Фелдин Маас, не зная сна и отдыха, метался по столице с рассказами об одном и том же: мол, нападение наемников подстроили, дабы очернить имя Куртина Иссандриана и не позволить королю отдать сына под Иссандрианову опеку. При этом само собой подразумевалось, что своевременное появление ванайской армии было частью более крупного заговора.

— Подстроенного, разумеется, мной, — усмехнулся барон.

— Не вами одним, но — да.

— Ложь, с первого слова до последнего.