Он еще раз осмотрел тело. И хотя ему не раз доводилось возвращать людей из мертвых, для этой девушки он ничего не мог сделать. Слишком жестоко ее разорвали на части, чтобы пытаться вернуть этим частям подобие жизни.

Кто мог такое сотворить и зачем ему понадобилось вынимать из нее кости? Может быть, в качестве предупреждения другим? Нет, тогда ее оставили бы там, откуда ее было бы хорошо видно. Эту же просто бросили как отработанный материал.

Находка заинтриговала его как исследователя, внушив ему в то же время глубокое человеческое отвращение. Пусть даже на острова архипелага прибыла некая новая раса, но зачем ей истреблять все население Тинеаг’ла, да еще с такой вопиющей жестокостью? Хотя, вне всякого сомнения, немало племен, обитавших здесь когда-то, задавались тем же вопросом относительно империи, отобравшей у них землю.

Вернувшись к спутникам, Дартун забрал их с собой, и они отправились осматривать город, надеясь найти какое-то вразумительное объяснение этим пугающим открытиям. Они увидели разгромленные дома, входные двери, сорванные с петель, инструменты, разбросанные по улицам, щепки, устилающие снег в красных пятнах, сломанные мечи, брошенные посреди улиц. В городе явно шла борьба не на жизнь, а на смерть.

Изучая следы на снегу, он начал понимать, что здесь случилось. Они пришли с севера, эти твари, и систематически вламывались в один дом за другим, выгоняя на улицы их обитателей, где некоторых умерщвляли. Кровавые пятна попадались слишком редко для поголовной зачистки на месте, а значит, жителей города просто увели прочь, угнали, как скот. Отсюда и множество следов, ведущих на север.

Нашлись еще несколько трупов: это были люди, встретившие смерть в своих домах, – двое детей, один младенец, которому отрезали голову, пятеро стариков и шесть старух, чьи тела расчленили тут же, на задворках их домов. Один старик лежал в своем дворе, сжимая заледеневшими руками иконку Джорсалира: изображение обнявшихся Бора и Астрид. И Дартун невольно подумал, что в миг страшной кончины этому несчастному было мало толку от священных безделушек. Какой же верой надо было обладать, чтобы надеяться на их защиту от надвигающегося ужаса.

Самой неприятной оказалась последняя находка – голая старуха, чей торс пересекали три глубоких разреза. Она лежала в металлической ванне, наполненной кровью пополам с водой. Вонь стояла одуряющая. Тоди затошнило, и он выбежал из комнаты. И снова оказалось, что из тела изъяли некоторые кости, в том числе тазовые и лобковую. Правая рука была полностью отсечена от тела и разрезана на несколько фрагментов, разбросанных по комнате, а левая свисала с края ванны, где ее удерживал лед.

Дартун распахнул ставни, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Из окна открывался вид на пологие холмы, над которыми спешили к югу стаи птиц, спасаясь от надвигающегося холода. Воздух был тих, из-за туч проглядывало солнце.

–  Что вы думаете об этом… безумии? – спросил Туунг, приближаясь к стоявшему у окна Дартуну. Снаружи не было совершенно ничего интересного, но мужчины уже достаточно нагляделись внутри.

Дартун вздохнул:

–  Темные времена, друг мой. Темные времена.

–  В чем причина всего этого? Почему это происходит?

–  Я начинаю видеть определенную последовательность в этих ужасах. Подозреваю, что все человеческое население острова стало добычей некой чуждой расы пришельцев, которых видели те охотники. Их собрали и увели из города прочь, точно скот. Куда и зачем? Кто знает?

–  Все это как-то бессмысленно. – Туунг в ярости ударил ладонью по подоконнику.

Впервые в жизни Дартун наблюдал столь целеустремленного человека, как Туунг, в такой растерянности. Подобные события меняют людей.

–  Полагаю, для них в этом как раз есть смысл, – сказал Дартун. – Для тебя человек – мера всех вещей. Подозреваю, что они думают и смотрят на все совершенно иначе.

–  Я вас не понимаю. Это что, опять философия?

–  Слушай. Почему они бросили тела только самых молодых и самых старых? – Дартун кивнул на останки старухи.

Туунг пожал плечами:

–  Может, потому, что они слабее всех и их легко убить? Понятия не имею.

–  Именно. Они слабее остальных. Все тела, что мы видели до сих пор, принадлежали либо старикам, либо детям. То есть самым уязвимым особям как людей, так и румелей. Из каждого трупа были полностью или частично удалены кости. Впечатление такое, что их вскрыли именно для того, чтобы исследовать кости, а потом бросили. Бросили за непригодностью.

–  Так им что, кости наши нужны, что ли?

Дартун невесело рассмеялся:

–  Вполне возможно. Они наверняка увели людей в плен. И похоже, они целенаправленно охотятся на людей. Может, и на румелей тоже, поскольку их мы также нигде не видели.

–  Маньяки чокнутые – вот кто они такие, – проворчал Туунг.

–  Такова жизнь, если посмотреть на нее с точки зрения, отличной от нашей собственной. Они делают то же, что наша империя тысячелетиями совершала по отношению к другим культурам и другим видам. Грабила их миры с целью увеличить ценность своего собственного. – И добавил: – А мы еще называем себя просвещенной цивилизацией.

–  Вам-то хорошо, – проворчал Туунг, проводя пятерней по голове ото лба к затылку, словно нарочно для того, чтобы подчеркнуть признаки старения.

Это замечание, произнесенное без всякой задней мысли, Дартун ощутил как пощечину и уставился на труп пожилой женщины. Смерть так страшила лишь потому, что каждый человек шел по жизни, прячась от нее, боясь ее, хотя лишь она одна была единственно неизбежной для всех и каждого. Однако в том, как умерла эта женщина, не было ничего неизбежного, ее просто зарезали в собственной ванне, где она нежилась в теплой воде на закате холодного дня.

Жизнь вообще никогда не бывает достаточно длинной. Он-то понимал это лучше многих.

–  Пойдем, – сказал он наконец и повел их прочь от этой наводящей на грустные размышления сцены. – Теперь нам надо найти Врата Миров, где мы проверим кое-какие мои теории и тогда, завершив это дело, вернемся домой.

Дартун задержался на затоптанных грязных ступеньках, дыхание клубами пара окружало его лицо. Казалось, вместе с ледяным воздухом он вдыхал ужас, пронизавший собой весь вымерший городок. И с каждым вдохом этот ужас все глубже проникал в его кости, в его кровь.

Покинув мертвый город, они отправились туда, где их должны были встретить другие члены ордена. Но прибыли они рано, и им пришлось ждать на морозе два дня. Лучи красного солнца проникали сквозь толстый облачный покров, скрывавший северный небосклон. Все, что они видели вокруг, казалось им огромным, вернее, это они сами словно съежились по сравнению с величием окружающего. Жить здесь было куда труднее, чем в городе. Природа подавляла. Выступы скал нависали, метель то и дело застилала видимость. Человек ощущал себя маленьким и незначительным. Всюду, куда ни глянь, простиралась тундра, засыпанная снегом, над которым кое-где торчали лиственницы и березы. Иногда в начале или в конце дня мимо пробегал волк, и его длинная тень скользила по снегу впереди или позади него, а над головой голоса птиц – крачек, чаек, соколов, а ближе к берегу и бакланов – сливались в призрачный хор, лишь усиливающий ощущение одиночества.