– Вы должны понять, что это всего лишь незначительная часть моей деятельности, – сказал Хардерберг, – которой в принципе можно бы было пренебречь. Но я покупаю и продаю, комиссар Валландер. Я играю на великой сцене, называемой свободным рынком, и не пропускаю ни одной возможности, даже самой мизерной, самой ничтожной…

«Человеческая жизнь для него ничтожна. Мизерна. В мире Альфреда Хардерберга это так и есть. Для таких, как он, это исходный пункт: человеческая жизнь ничего не значит по сравнению с их великой целью обогащения».

После этого они замолчали. Альфред Хардерберг выключил поочередно все компьютеры, отправил какие-то документы в бумагорезку. Валландер все время думал о побеге, но неподвижные тени в углу комнаты проторчали там всю ночь. Он понял, что побежден.

Альфред Хардерберг поочередно погладил пальцем углы рта, словно хотел проверить, на месте ли его знаменитая улыбка. Потом в последний раз поглядел на Валландера.

– Мы все когда-то умрем, – сказал он. Слова его прозвучали так, словно из этого правила все же есть исключение: он сам. – Век комиссара полиции Валландера тоже измерен. В данном случае – мной.

Он, прежде чем закончить мысль, посмотрел на часы.

– Пока еще темно, но скоро рассвет. На рассвете здесь приземлится вертолет. Мои помощники улетают, и вы полетите с ними. Правда, недолго. Дальше вам будет дана возможность проверить свое умение летать без вспомогательных средств.

Он говорил, не сводя с Валландера глаз. «Он хочет, чтобы я умолял его сохранить мне жизнь, – подумал Валландер. – Не дождется. Когда страх переходит определенные границы, он превращается в свою противоположность. Этому-то я научился».

– Умение человека летать широко изучалось во время печальной войны во Вьетнаме, – продолжал Хардерберг. – Пленников сбрасывали с большой высоты… на короткое время они вновь обретали свободу, а потом разбивались о землю и обретали самую великую, абсолютную свободу, которую только можно себе представить.

Он поднялся со стула и поправил пиджак.

– Мои пилоты в высшей степени профессиональны, – сказал он. – Думаю, им удастся запустить вас в полет с таким расчетом, чтобы вы приземлились точно на главной площади Истада. Это событие будет навечно занесено в городские анналы.

«Он ненормальный, – подумал Валландер. – Он все еще пытается меня запугать, заставить меня умолять о помиловании. Этого я делать не буду».

– Теперь наши дороги расходятся, – сказал Хардерберг. – Мы встречались дважды, и, как мне кажется, я вас запомню. Были моменты, когда вы демонстрировали просто блестящие способности. Если бы обстоятельства сложились по-другому, я бы непременно нашел для вас место в своем окружении.

– Открытка, – неожиданно для себя самого сказал Валландер. – Открытка, посланная Стеном Торстенссоном из Финляндии, хотя он в это время был в Дании.

– Меня очень развлекает подделывание почерков, – отстраненно сказал Хардерберг. – Думаю, вполне можно сказать, что я профессионал. В тот день, когда Стен Торстенссон был на Юланде, я провел пару часов в Хельсинки, встречался, помимо всего прочего, с директором «Нокии»… Это всего-навсего была игра, вроде как ворошить палкой муравейник. Привести в замешательство… только и всего.

Хардерберг протянул Валландеру руку. Тот настолько удивился, что машинально ее пожал.

Потом Хардерберг повернулся и вышел.

Валландер почувствовал, как вокруг него образовалась странная пустота. Альфред Хардерберг подавлял свое окружение одним своим присутствием. Теперь за ним закрылась дверь, и ничего не осталось.

Толпин стоял, прислонившись к колонне. Обадья, сидя на стуле, смотрел на какую-то одному ему известную точку в пространстве.

Надо было что-то предпринимать. Он не верил, что Хардерберг говорил правду, что он отдал приказ сбросить его с вертолета в центре Истада.

Время шло. Эти двое не шевелились.

Значит, его собираются сбросить с вертолета живым, и его размозжит о какую-нибудь крышу или о мостовую Стурторгет. Он вообразил себе эту картину, и его охватил панический страх, мгновенно распространившийся по телу, словно быстродействующий яд. Ему стало трудно дышать. Он лихорадочно пытался найти выход.

Обадья медленно поднял голову. Валландер прислушался и различил быстро приближающийся шум вертолетного двигателя. Толпин кивнул ему – пора.

Они вышли из дома. Еще чуть забрезжил рассвет, солнце еще не встало. Вертолет уже стоял на площадке, лопасти его резали воздух. Летчик был готов взлететь, как только они поднимутся на борт. Валландер отчаянно искал выход. Толпин шел впереди него, Обадья – чуть позади, с пистолетом в руке. Они уже почти подошли к вертолету. Вблизи его вращающиеся лопасти казались огромными. Вдруг он заметил, что на дороге лежит куча старого искрошенного цемента. Должно быть, рабочие не успели за собой убрать. Валландер замедлил шаг, так что Обадья на какую-то секунду оказался чуть впереди его. Он быстро нагнулся, набрал полные пригоршни цементной крошки и швырнул в лопасти вертолета. Раздался резкий треск. Толпин и Обадья, по-видимому, решили, что их обстреляли, и на какую-то секунду потеряли бдительность. Он отчаянно бросился на Обадью. Ему каким-то чудом удалось вырвать у того пистолет, но он поскользнулся и упал. Ошарашенный Толпин потянулся за оружием, но Валландер успел выстрелить раньше и попал Толпину в бедро. Обадья бросился на него, но он успел сделать еще один выстрел. Он не видел, куда он попал, но попал – Обадья, крича от боли, повалился на траву. Валландер резко вскочил на ноги – он сообразил, что пилоты тоже могут быть вооружены. Но в кабине сидел только перепуганный очень молодой человек с поднятыми вверх руками. Валландер посмотрел на своих противников. Оба были живы. Он взял пистолет Толпина, зашвырнул его как можно дальше и пошел к вертолету. Пилот так и сидел с поднятыми руками. Валландер знаком показал ему, чтобы он улетал и отошел на несколько шагов. Вертолет медленно поднялся в воздух, развернулся над замком и улетел с включенными прожекторами. Валландер видел все как в тумане. Провел рукой по щеке – кровь. Видимо, он даже не заметил, как один из осколков цемента угодил ему в лицо.

Он помчался к конюшне. София чистила стойло и, увидев его, истошно завопила. Он попытался улыбнуться, но мешала спекшаяся кровь.

– Все хорошо, – сказал он, задыхаясь. – Сделай только одно. Вызови «скорую помощь». Там на газоне лежат двое с огнестрельными ранениями. Сделаешь это, и я никогда ни о чем не буду тебя просить.

И тут он вспомнил про Альфреда Хардерберга. Времени оставалось в обрез.

Выбегая из стойла, он поскользнулся и упал в нанесенную лошадьми грязь. Поднялся и побежал к воротам, почти не надеясь, что успеет.

Анн Бритт вышла из машины размять ноги и увидела бегущего со всех ног Валландера. Он глянул на ее перепуганную физиономию и сообразил, как он выглядит – весь в крови и грязи. На объяснения времени не было, он думал только об одном – как помешать Хардербергу покинуть страну. Он издалека крикнул ей, чтобы она села в машину, и бросился за руль. Она не успела даже захлопнуть дверцу, как он развернулся, включил скорость и дал полный газ, наплевав на знак «стоп» при выезде на главную дорогу.