— Наташа, умоляю, попытайся сосредоточиться на дате! — Софрончук, кажется, тоже уже был весь красный.

А Наташа, задумчиво глядя в книжный стеллаж, продолжала рассказ:

— Залюбовалась я им, забыла, что собиралась еще пару убийственных вопросов задать. После лекции он подошел ко мне, стал что-то говорить жарко… Ну, я не слушала, какую он там чушь нес. Приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. Рядом какие-то политически активные старперы стояли, так им чуть плохо не стало. Да и он, по-моему, близок был к обморочному состоянию… А я повернулась и убежала. Думала, никогда его больше не увижу. Но через пару недель он появился — и стал регулярно на скамейке сидеть и меня высматривать.

— День, вспомни, какой это был день! — Софрончук теперь уже кричал, и на его крик пришли майор с «медвежатником», которые теперь с любопытством выглядывали из-за двери.

— Кожа у него была нежная, как у девушки, — мечтательно говорила Наташа, — и улыбка обаятельная, как у Гага…

Вдруг оборвала сама себя. Сказала:

— Это было… это было… Нет, не в день полета Гагарина в космос. Это было позже. Значительно позже. Но тоже связано с ракетами… Гриша потом меня дразнил, что я его лекцию плохо слушала. А он там такие вещи сенсационные, оказывается, говорил. Лекция была в понедельник, а накануне, вещал он, удалось предотвратить мировую ядерную войну. А были у последней черты. Это был Карибский кризис, ракеты на Кубе… Хрущев и Кеннеди в последний момент договорились, нашли компромисс. Остановили свои военные машины. Еще бы несколько часов, считал Гриша, и все, никого из нас не было бы, наверно. Воскресенье это было, когда Армагеддон отменили… где-то поздней осенью. А на следующий день, в понедельник, Гриша читал свою лекцию, и мы впервые увидели друг друга, и я ничего не знала про несостоявшуюся войну… и я его поцеловала в щечку. Ну и потом мы…

Софрончук не стал дослушивать, что было потом. Он бежал к телефону правительственной связи, так называемой «вертушке». Набрал пятизначный номер — начальника американского отдела разведки.

— Извините, Павел Петрович, некогда объяснять, в чем дело. Мне немедленно, сию секунду, нужно узнать дату окончания Карибского кризиса. Да, да… Воскресенье, осень 1962 года, когда Кеннеди с Хрущевым договорились отозвать псов… Повторите, пожалуйста, еще раз… 28 октября? 1962 года? Это точно? Нет, я не сомневаюсь, что вы знаете наизусть! Спасибо!

И секунды не прошло, как Софрончук уже стоял перед сейфом. Занеся руку, он зажмурился. Решал в последний момент, что должен был выбрать Фофанов: день начала романа, физической любви или дату первой встречи, первого взгляда и поцелуя в щечку? Что он был за человек? Вполне возможно, и другие даты были для него не менее знаменательны. Например, день прихода на работу в ЦК… Эх, сюда бы психолога толкового! Ведь сейчас — или пан, или пропал. Если сейф взорвется, может и руку оторвать, говорят… Но делать нечего, надо решаться… Все эти мысли проносились вихрем в его голове, а палец уже набирал: 291062.

Сейф дружелюбно щелкнул и открылся. Секунду Софрончук стоял совершенно неподвижно, смотрел на сейф, а по лбу у него текли капельки пота. А майор и «медвежатник» стояли рядом и аплодировали.

В сейфе оказались девять одинаковых толстых тетрадей с видами Венеции на обложке. И ничего больше.

«Вот он, дневник!» — Софрончук схватил верхнюю тетрадку, стал листать…

— Товарищ полковник! Приказ начальника управления: не читая, запечатать в конверт и срочно доставить ему лично в руки!

Голос майора звучал угрожающе. Не ровен час, оружие в ход пустит, мелькнула мысль.

Но тут в руках у майора запищал «уоки-токи».

— Что, уже? Попытайтесь задержать их хотя бы еще на несколько секунд! Документы проверяйте помедленней…

Отсоединившись, побелевший майор прошипел:

— Доигрались! Смотряев с командой внизу, в подъезде. Наши их постараются задержать, но надолго не получится. Вот конверт и печать, товарищ полковник!

Софрончук с майором быстро запихнули все девять тетрадей в огромный коричневый конверт, майор запечатал его сургучной печатью.

Времени дожидаться, пока сургуч застынет, не было. Софрончук сказал:

— Майор, печать остается у вас, конверт у меня. Попытайтесь задержать здесь Смотряева, а я через второй вход выйду и полечу прямо к Ульянову — предупредите его, что я уже в пути.

Майор хотел было возразить что-то, но Софрончук не дал ему времени на дебаты. И только он выскочил за дверь, как услыхал низкий бас адмирала Смотряева.

— Так, что здесь происходит? По чьему указанию вы здесь находитесь? — гудел он, и было ясно, что он не склонен шутить.

Что ему отвечал майор, Софрончук уже не расслышал. Он ворвался в малую гостиную, схватил за руку Наталью и, не слушая ее хилых протестов, потащил за собой ко второму выходу. За дверью находился пост, а на посту — молодой веснушчатый капитан госбезопасности.

— Стой, предъявите документы! — закричал он, выхватывая пистолет. Но Софрончук тоже вытащил оружие, а также и свое удостоверение.

— Я полковник Софрончук! — страшно вращая глазами, орал он. — Выполняю правительственное задание чрезвычайной важности! Прочь с дороги, капитан, или пулю в лоб!

Капитан явно не был готов к такому повороту событий и отступил в сторону. А пистолет опустил дулом вниз, хотя и смотрел на Софрончука и его даму с явным сомнением. Кроме того, он схватился за «уоки-токи».

Но Софрончук уже был в лифте и нажимал на кнопку первого этажа.

Внизу дежурили знакомые ему офицеры «девятки», которые лишь под козырек принялись отдавать при виде взмыленного начальника и непонятной седовласой женщины. Только один какой-то старлей, видно, смотряевский, пытался возникать, но его быстро утихомирили.

А через секунду он уже усаживал Наталью на заднее сиденье ульяновской «Волги». Сам уселся рядом с водителем и закричал:

— Жми, Мишка, что есть мочи, в Кремль!

Форсированный «мерседовский» двигатель ревел, угрожающе выла сирена на крыше, и машина неслась по Москве, сгоняя с дороги транспорт.

Кабинет Ульянова оказался заперт. Софрончук отказывался верить дежурному, когда он стал его уверять, что начальник отсутствует.

— Пожалуйста, убедись сам, полковник, — сказал раздраженно дежурный и махнул рукой — проходи.

Софрончук долго дергал за ручку. Это было впервые на его веку. Обычно дверь не запиралась даже в отсутствие начальника, в любой момент мог потребоваться доступ к средствам связи.

— Ерунда какая-то, — недоумевал Софрончук. — Как это может быть? И где мне его искать?

Дежурный пожал плечами. И это тоже было что-то невероятное, разве такое возможно, чтобы неизвестно было, где шефа «девятки» найти? Просто небо на землю падало…