главе.) Поэтому утверждение Н. И. Милютенко, что Нестор точно является автором «Чтения о Борисе и Глебе» и Жития Феодосия Печерского, так как «имя автора надписано не в заголовках, а в самом тексте» (Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 249), само по себе отнюдь не аксиома. Просто мы можем объяснить, почему тот же Кассиан внес имя Нестора в текст сказания об основании Печерского монастыря, но невозможно предположить, кто и на каком основании приписал Нестору Житие Феодосия Печерского, если его имени не было в авторском тексте. Между тем, если Нестор — действительно автор этого Жития, то он должен быть автором «Чтения…», поскольку сам сообщает об этом факте в жизнеописании Феодосия. Но почему безымянный редактор решил, что Нестор написал именно это житие Бориса и Глеба? Ведь помимо «Чтения…» в Древней Руси существовали и были хорошо известны другое житие невинноубиенных братьев — «Сказание о Борисе и Глебе», а также «Сказание о чудесах Романа и Давыда», причем в списках обоих памятников имена авторов не были названы. Кроме того, неясно, для чего редактор объединил в один текст собственно житие и обстоятельный рассказ о чудесах: он мог просто присоединить свое повествование к произведению Нестора, но под отдельным заглавием. Между прочим, именно так к «Сказанию о Борисе и Глебе» было присоединено «Сказание о чудесах…»: два текста нередко переписывались вместе, но как две части цикла, а не одно сочинение. И наконец, в Житии Феодосия Нестор пишет: «се бо испьрва писавъшю о житие и о погублении и о чюдесьхъ святою и блаженою страстотрьпьцю Бориса и Глѣба» (Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1: XI–XII века. СПб., 1997. С. 352), и название этого более раннего сочинения в точности (кроме замены редкого в качестве обозначения жанра слова «чтение» на понятное «житие» и слов «и о чюдесьхъ» — «и о чудесах») соответствует заглавию «Чтения о Борисе и Глебе» в самом раннем списке памятника, содержащем и собственно житие, и повествование о посмертных чудесах, и обе приписки. Слова «и о чюдесьхъ» подразумевают, конечно же, именно большую серию посмертных чудес, а не описание обретения светоносного нетленного тела Глеба и обобщенное упоминание о неких чудесах, содержащиеся в первой части «Чтения…», как предположил В. К. Зиборов. См.: Зиборов В. К. О летописи Нестора: Основной летописный свод в русском летописании XI века. С. 75–76. В. К. Зиборов считает вставкой выделенные курсивом слова в приписке, завершающей первую часть «Чтения…»: «Се же списахъ аз грѣшный о житии и погублении святую блаженую страстотерпцю Бориса и Глѣба. Нъ аще Богу велящю, то и чюдес ею мало нѣчто исповѣмы, на славу, честь великому Богу, Спасу нашему Исусу Христу, с Ним же Отцю же славу и съ Пресвятымъ Духомъ и ныня и присно вѣкы вѣком. Аминь». — Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. С. 15, л. 102 г–103 а. Он признает этот фрагмент более поздним, чем основной текст, из-за его якобы нелогичности: Нестор в начальной части уже сообщил о чудесах — об обретении нетленного тела Глеба и о том, что были и другие чудесные явления. Возражу еще раз: это описание и это упоминание — не полноценные повествования о чудесах: о многочисленных чудесах рассказывается как раз дальше, в третьей части Несторова жития.

173

Возможно, после смерти Вячеслава в 1060 году «Смоленск стал общей волостью трех старших Ярославичей, которые поделили его доходы ‹…› разделены были территории Смоленской земли ‹…› на три части был разделен город ‹…› разделены были не территории, а доходы от княжества, не между Ярославичами, а между Борисом Вячеславичем, Давыдом и Всеволодом Игоревичами — сыновьями правивших ранее в Смоленске князей». — Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская собственность на Руси в VI — первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 441–442, здесь же ссылки на источники (правда, поздние) и исследования. Но, так или иначе, полной власти над Смоленском после смерти отца Вячеслав не получил, и ко времени начатой им войны Смоленское княжество находилось под властью Владимира Мономаха.

174

Олег перед этим княжил на Волыни. О выводе его из Владимира-Волынского упоминает двоюродный брат Владимир Мономах в своем «Поучении»; см.: Повесть временных лет. Ч. 1. С. 159 (оригинал), 360 (перевод). На празднике Пасхи 8 апреля 1078 года в Чернигове были Всеволод, Владимир Мономах и Олег. Возможно, была предпринята попытка примирения, но «по-видимому ‹…› между князьями произошла ссора, имевшая роковые последствия». — Карпов А. Ю. Великий князь Владимир Мономах. М., 2015 (серия «Жизнь замечательных людей. Малая серия». Вып. 74). С. 39.

175

Слово о полку Игореве / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. С. 59–60 (серия «Литературные памятники»). С. 59–60. Перевод Д. С. Лихачева.

176

Повесть временных лет / Подг. текста Д. С. Лихачева и Б. А. Романова, пер. Д. С. Лихачева и Б. А. Романова; под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. Ч. 1: Текст и перевод (серия «Литературные памятники»). С. 336.

177

Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 377.

178

Карпов А. Ю. Великий князь Владимир Мономах. М., 2015. С. 41.

179

Святые князья-мученики Борис и Глеб. С. 277.

180

Повесть временных лет. Ч. 1. С. 337.

181

А. Поппэ отметил, что «печеряне явно симпатизировали Ярополку как законному наследнику Изяслава, что видно из содержания его некролога в летописной статье 1086 г.». — Поппэ А. Студиты на Руси: Истоки и начальная история Киево-Печерского монастыря. Киïв, 2011 (Ruthenica. Supplementum 3). С. 82–83. Это верно в отношении симпатий к Ярополку, выраженных в «Повести временных лет», но совершенно не очевидно, что такая точка зрения разделялась всеми монахами, в том числе Нестором. Предполагать, что у всех черноризцев должно было быть единое мнение по этому поводу, нет оснований. А утверждение польского историка, будто печерские монахи видели в Ярополке Изяславиче законного преемника отца на киевском престоле, не подтверждается источниками и является безосновательным: формировавшийся принцип наследования по старшинству давал право на киевский престол после смерти Изяслава его младшему брату Всеволоду Ярославичу, а не Изяславову сыну Ярополку — племяннику Всеволода. Что же касается Нестора, то он как твердый поборник принципа старшинства никак не мог считать Ярополка законным наследником Изяслава. В Несторовом Житии Феодосия действительно выражено благожелательное и почтительное отношение к Изяславу Ярославичу, но совершенно непонятно, почему оно должно распространяться и на его сына и тем более как-то свидетельствовать о признании его прав на киевский престол.

М. Д. Присёлков осторожно предположил, что, «защищая идею старейшинства, Нестор не защищает позиции Всеволода целиком, осуждая, по-видимому, пролитие крови „детских князей“, хотя и в прикрытой форме». —