— Разумеется, — ответил он, холодно улыбнувшись. — Полагаю, оба они так и поступали. К сожалению, мудрецы не сообщили нам, какова достоверность ответов, получаемых нами от своих сердец.

— Увы, — виновато кивнул Джафар.

— Время шло, и однажды к моему отцу пришел человек с письмом от Джайхани. Тот просил выдать подателю немалую сумму — ссылаясь на давнюю дружбу и обязуясь в скором будущем вернуть долг.

Балами отщипнул виноградинку и стал крутить ее в тонких смуглых пальцах.

— Сказать, что отец был изумлен, это ничего не сказать. Между прочим, податель письма оказался воспитанным, умным и проницательным человеком. Просто он явился из Ирака и не был еще посвящен в тонкости отношений между царедворцами нашей забытой богом провинции. Но при этом вовсе не мошенник. Впал в бедность. Имущество растрачено, дела расстроились. Вот он и решил их поправить. Пресечь полосу проклятых неудач...

— И не подозревая, что, напротив, открывает путь самым черным из них.

— Вот именно, — согласился визирь и тепло посмотрел на поэта. — Вот именно, дорогой Джафар. Вы, наверное, тоже замечали: есть такой несчастный сорт неудачников, — он покачал головой. — Когда они, испугавшись осы, отпрыгивают в сторону, то непременно оказываются в пасти у крокодила. Впрочем, бог с ними, не о том сейчас речь. Так вот. Отец прочел письмо, поразмыслил, велел ввести к себе гостя и сказал: “Ты явился ко мне с поддельными бумагами. И попал в трудное положение. Но не переживай и не расстраивайся. Мы оправдаем твои старания, насколько это будет возможно”.

— А гость, вероятно, ответил, — сказал Джафар, щурясь: — “Да продлит Аллах жизнь владыки! Если мой приход тяжел для тебя, то не смущайся отказом, ибо земля Аллаха обширна и Дарующий — Сущий и Непоколебимый”.

— Скорее всего, — серьезно подтвердил Балами. — Но при этом все же настаивал, безумец, что письмо подлинное.

— Вот как!

— Представьте. Не знаю, на что надеялся. Отец пообещал, что напишет поверенному в Хорасане. Прикажет разобраться. Если придет подтверждение подлинности, он отсчитает что сказано, да еще от себя прибавит столько же. А если письмо поддельное — прикажет сбрить бороду и дать двести палок.

— Ого!

— Ну а что еще он мог бы предпринять? — рассеянно спросил Балами, отщипывая виноградину. Положив в рот, сжал крепкими зубами и сморщился: должно быть, оказалась кислой. Затем продолжил:

— Джайхани получил записку. Тоже поразмыслил. И обратился к приближенным: мол, некий безумец взял на себя смелость передать врагу поддельное послание от моего имени. Порекомендуете, уважаемые, что мне с этим подлецом следует сделать.

— Могу себе вообразить.

— Ну да. Но Джайхани сказал: “То, что вы советуете мне, — от низости ваших намерений. На самом же деле Бог послал этого человека, чтобы с его помощью извести ядовитую змею ненависти, поселившуюся в наших сердцах, — которой, между прочим, недавно исполнилось двадцать лет”. И продиктовал письмо примерно следующего содержания...

— Позвольте продолжить вместо вас? — спросил Рудаки.

Балами улыбнулся:

— Попробуйте.

— “Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Твое письмо дошло — да продлит Господь твою жизнь! Я рад твоему благополучию и осчастливлен твоей честностью. Ты думал, что человек, явившийся к тебе, лжет: что он сам сочинил письмо от моего имени. Но поспешу тебя уверить, что я — именно тот, кто написал это письмо и отправил его тебе через этого человека: оно не подделано. Я полагаюсь на твою щедрость и великодушие: надеюсь, что ты окажешь должное благородному подателю сего письма, выразишь почтение его стремлению снискать твою приязнь, наделишь его щедрой милостью и не лишишь своего благодеяния. А я заранее признателен и благодарен тебе за все, что ты для меня тем самым сделаешь”.

Джафар перевел дух.

— Браво! Полагаю, оригинал звучал чуть шершавей, но по содержанию — просто слово в слово.

— Спасибо.

— И знаете, с той поры их отношения наладились. Когда мой отец умер, Джайхани по праву друга шел за его гробом. Потом он стал регентом малолетнего эмира Назра.

Балами покачал головой, как будто удивляясь скорости течения времени.

— А что же с этим несчастным?

— С подателем письма? — визирь усмехнулся. — С ним все в порядке. Как и было предписано, отец даровал ему двести тысяч дирхемов. Одел, обул, снабдил всем необходимым, включая десять хороших лошадей и десять конных невольников в подобающем облачении. И отправил в Хорасан, а в компанию ему невзначай назначил своего верного человека. И тот потом рассказал, что иракец явился к Джайхани и потребовал, чтобы тот забрал у него полученное обманом имущество. По словам соглядатая, очень на этом настаивал. Прямо выходил из себя. Дескать, Джайхани оказался в долгу перед Балами, так пусть возьмет то, что привез иракец, и вернет владельцу, искупив долг. А ему, иракцу, жизнь, сохраненная благодаря милости этих двух благородных людей, все равно дороже любого имения. Но Джайхани отказался взять у него хоть что-нибудь. И, наоборот, богато одарил. Ведь состязание в великодушии ничем не отличается от других состязаний. Правда, дорогой Джафар?

— Правда, — кивнул Джафар. — Жаль только, редко удается понаблюдать.

— Да уж, — вздохнул Балами. — Это вам не скачки.

Он задумчиво огладил себя по узкой, аккуратно стриженной бороде.

— Оба они были очень умными людьми, дорогой Джафар. Ведь великодушие — это свойство ума, не так ли? Глупый может быть добр... но великодушен?

Вряд ли, вряд ли. Даже врага лучше иметь умного. Он может обыграть вас — но обыграв и добившись победы, не позволит низости по отношению к вам.

Джафар кивнул.

Балами пригласил его, конечно же, не для того, чтобы развлекать поучительными историями и рассуждениями о свойствах ума.

— Конечно, — сказал Джафар. — Наверное, вы слышали притчу о том, как Господь создавал разум.

— Напомните.

— Всевышний старался создать его как можно более совершенным. И когда наконец создал, то посмотрел и сказал: “Приблизься!” Разум приблизился. Господь снова вгляделся. “Отступи!” — и разум отступил. И Бог сказал сам себе в восхищении: “Клянусь Своим Могуществом и Своим Величием, Я не создавал ничего величественнее этого!..”

Балами рассмеялся.

— Да, да, вы правы. Разум — это самое большое богатство, что может достаться человеку. И самое большое счастье. А что делать тому, кто его лишен? Согласитесь, прочие увечья не идут ни в какое сравнение с этим. Если нет ноги, можно взять костыль. Но где такой костыль, что заменил бы отсутствие ума?

Большая оса, появившись невесть откуда, совершила спиральный маневр, нацеливаясь, вероятно, на сочившуюся сладостью грушу. Однако, как будто уяснив намерение темнолицего слуги, безмолвно стоявшего у входа (при ее появлении он подался вперед, встревоженно вглядываясь), тут же скользнула влево, пронеслась мимо виска (Джафар услышал мелодичное пение крыльев) и мгновенно растворилась в ослепительном сиянии над зеркалом воды.