От страха у меня начинали сдавать нервы.

Я снова зашагал по тропе в том же направлении, что и прежде, и через некоторое время остановился, увидев ворота, закрывающие въезд на автостоянку.

На воротах я сразу заметил песок и грязь. Потрогав металлическую створку, я почувствовал, что она мокрая. По другую сторону ворот начиналась еще одна тропинка, короткая и узкая. Точнее, возможно, когда-то это была тропинка, но теперь она совсем заросла травой, которая во многих местах полностью скрывала неровный, весь в трещинах асфальт. По обе стороны ее тесно обступали кусты. Тропа тянулась вниз по склону холма ярдов на 200. По одну сторону от нее располагался какой-то водоем, поверхность которого поблескивала в лунном свете, по другую шеренгой стояли деревья. Местность вокруг была сильно заболочена, а в воздухе стоял неприятный запах соли, смешанный с запахами рыбы и не то нефти, не то бензина. Ветви деревьев над моей головой становились все толще, тени, отбрасываемые деревьями, все темнее. Внезапно тропа уперлась в какой-то двор. В этот момент луна полностью вышла из-за туч, и я увидел неподалеку от меня в кустах перевернутый моторный катер, а еще дальше, за ним – какие-то заброшенные здания.

Сделав десяток шагов вперед, я понял, что в нескольких сотнях метров от меня находится старый сарай для лодок. Это было длинное, низкое деревянное строение, обветшавшее, но целое, с ржавой крышей из металлических листов. Мне показалось, что в одном я уловил за его окнами какое-то движение. Замерев на месте, я стал вглядываться в темноту, но больше не заметил ничего подозрительного. Вероятно, мое внимание привлек отсвет луны на стекле, которую на короткое время закрыло одно из облаков, гонимых ветром по небу. Я разочарованно отвел взгляд и стал смотреть в другом направлении. Тем временем явно начинало холодать. С неба посыпался мелкий дождь, сразу же намочивший мои руки и щеки.

И тут я – просто на всякий случай – громко выкрикнул имя жены.

– ТЕССА!

– Папа!

Джош вырвался из моих рук и бросился бежать на голос Маркуса.

Я побежала следом. Но тут из тени на освещенное луной место вышел наш похититель и преградил Джошу дорогу, а затем наклонился и схватил его в охапку.

– Отпусти его, – сказала я. – Оставь моего сына в покое.

Похититель, однако, не послушался. Подняв Джоша, он, держа мальчика одной рукой у пояса, попятился, вытянув свободную руку вперед и тем самым давая мне понять, что мне лучше не приближаться. Джош с искаженным от напряжения лицом извивался и брыкался, стараясь вырваться, и протягивал ко мне руки…

Откровенно говоря, я почти ничего не помню. Моя память не зафиксировала момент, когда я наклонился, чтобы поднять с земли что-нибудь тяжелое и твердое. Помню только, что я бросился бежать навстречу Джошу. Я слышал его голос, но при этом мало что осознавал. Крики Тессы, приглушенные вопли сына, бьющегося в руках крупного, сильного мужчины, – все это налило все мое тело силой и энергией.

Мой взгляд был устремлен на человека, державшего Джоша над головой на вытянутых руках, словно трофей, и на ангельские крылья на его спине. Они были тщательно нарисованы на его коже в стиле Леонардо да Винчи синей краской для нанесения татуировок – их контуры словно подчеркивали рельеф его мышц.

…толкая его, нанося ему удары, я отчаянно пыталась заставить похитителя отпустить сына, но он, отступая назад, продолжал удерживать Джоша, поднимая его все выше и выше. Он не обращал ни малейшего внимания на мои мольбы. Ни мои вопли «Ричард! Не делай этого, Ричард!», ни даже мои пинки по его голым лодыжкам не производили на него никакого впечатления.

В одной руке я держал кирпич, в другой – осколок стекла. Я слышал хриплое дыхание и рыдания Тессы. Больше мой слух не улавливал ничего – в голове у меня, когда я, наконец, оказался на месте событий, стоял звон, что-то вроде белого шума. Не раздумывая, я бросился на противника и принялся наносить ему удар за ударом. Я бил и бил его, как мне казалось, кулаками, хотя как мне теперь известно, я, по сути, был вооружен. Я не остановился ни тогда, когда на лице мужчины появилось выражение безмерного удивления, ни когда он упал на колени, а глаза его закатились, ни даже тогда, когда я заметил, что голова его изменила форму. Я продолжал молотить его и после того, как изо рта его хлынула кровь, а плечи начали судорожно вздрагивать. Не остановило меня даже то, что Джош, наконец, вырвался из его рук. И даже после того, как мой противник рухнул на землю, а льющаяся потоком по его обнаженному татуированному туловищу и рукам кровь пропитала его шорты, я продолжал наносить ему удары.

Все остальное было как в тумане – хотя, пожалуй, «в тумане» не совсем точное выражение. Теперь, по прошествии времени, мне представляется, что все было затянуто какой-то мутной красной пеленой. Целостную картину случившегося моя память не зафиксировала – только какие-то отдельные фрагменты. Шорты, татуировки – все это я помню смутно. Главное, что я осознал тогда – это что передо мной не Джепсом. Нет, не Джепсом.

Это был другой мужчина, и он лежал передо мной на земле, не издавая ни звука, совершенно неподвижно, не подавая ни малейших признаков жизни.

Я осмотрелся, ища взглядом Джоша и Тессу. Они сидели на земле, обнявшись. Джош уткнулся лицом в шею матери. Его маленькое тело все еще сотрясалось от беззвучных рыданий. Тесса крепко обнимала сына, как бы давая этим понять, что больше никогда и никуда не отпустит от себя сына. Я заглянул ей в лицо. Не знаю, что я хотел там увидеть: любовь? Облегчение? Благоговение? Страх? Однако определить, какие эмоции она испытывала в тот момент, по выражению лица было невозможно. Поскольку она молчала, заговорил я.

– Я спас тебя, – сказал Маркус.