Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты думаешь, – мягко промолвила она, – твои молитвы остались неуслышанными?
– Мои молитвы?
Фараон Эхнатон прищурил глаза, потом неожиданно рассмеялся.
– Но ведь я просил об избавлении Египта от проклятия, заключенного в моей крови, о том, чтобы я мог дать жизнь детям, не боясь, что они будут нести в себе семя зла. Иными словами, мне хотелось стать таким, как все люди. – В голосе его прозвучала гордость. – Как встреча с тобой может служить ответом на эти молитвы?
– Неужели, – неожиданно задала встречный вопрос Нефертити, – твоя вера так слаба?
Царь воззрился на нее с растерянностью, а потом задумался, силясь проникнуть в смысл ее слов.
– Мне... – с запинкой проговорил Эхнатон, – очень хотелось бы верить тебе...
– А что тебя смущает? – нахмурилась Нефертити.
– Ты говоришь, что служишь Атону и явилась из Звездной Обители в ответ на мои молитвы. Однако как я могу быть уверен в том, что ты не демон, принявший обличье красавицы, дабы ввести меня в искушение и соблазн.
Нефертити улыбнулась и жестом указала на раскинувшийся вокруг них город.
– Разве ты не заметил, – спросила она, – как цветы распустились, дабы приветствовать мое появление, а звери полей и пустынь составили мою свиту? Неужто эти великие чудеса не убеждают тебя в том, что мое прибытие есть знамение, ниспосланное тебе свыше?
– Значит, это правда? – прошептал фараон Эхнатон, сжигаемый любовным желанием. – Ты и есть то благословение, о котором молил я Всевышнего? Несколько мгновений он стоял неподвижно, но потом, не в силах более противиться чувству, заключил Нефертити в объятия.
– Раз ты посланница неба, скажи, что я должен делать? Что?
– Любить меня всем сердцем.
– И это все?
Красавица устремила на него взгляд бездонных очей.
– А ты полагаешь, что мы, обитавшие на звездах, но ныне живущие на земле, не знаем, что такое одиночество?
Царь встретился с ней глазами и на миг ужаснулся, ибо в их немыслимой глубине действительно увидел холодный отсвет пугающего, бесконечного одиночества.
В следующее мгновение Нефертити опустила веки, скрыв ледяную бездну за завесой шелковых ресниц, и, бросившись Эхнатону на шею, впилась в его губы с неожиданно неистовым пылом.
– Поклянись, – зазвучал в ушах фараона заполнявший все его сознание страстный шепот. – Поклянись солнцем, чьи животворные лучи согревают все сущее на земле, что ты всегда будешь любить меня больше всего на свете.
– Я клянусь тебе в этом с величайшей радостью! – воскликнул Эхнатон.
– Тогда, – медленно прошептала она, – я одарю тебя такими радостями и восторгами жизни, каких ты только сможешь пожелать. Но предупреждаю тебя и, в свою очередь, клянусь тебе, о муж мой: если ты полюбишь кого-либо или что-либо больше, чем меня, я в тот же самый миг покину тебя навсегда.
Царь Эхнатон воззрился на нее, нахмурившись, но тут же улыбнулся, покачал головой и снова поцеловал красавицу.
– Мы никогда не расстанемся! – заверил он, а потом нежно коснулся губами ее лба и удалился.
Призвав придворного золотых дел мастера, фараон заказал ему два одинаковых золотых перстня с рельефными изображениями золотого диска и коленопреклоненных человеческих фигур и тем же вечером, явившись к Нефертити, надел одно из них на ее палец, а другое – на свой.
– Носи это кольцо, – молвил царь, – и пусть оно всегда будет верным залогом моей любви.
На следующий день Нефертити была торжественно провозглашена супругой фараона и великой царицей, и на скалах, окружавших новый город, рядом с изображением самого Эхнатона вскоре появилось и ее изображение. Отныне всякий, кто приближался к городу, мог подивиться красоте новой супруги повелителя и прочесть перечень дарованных ей титулов: Наследующая Великий Восторг, Владычица Прелести, Достойная Любви Повелительница Верхнего и Нижнего Египта, Истинно Возлюбленная Великая жена Фараона, Властительница Обеих Земель, Прекраснейшая из Прекрасных пред ликом Атона, Нефертити, да живет она вечно!
* * *
Но тут Гарун заметил приближение утра и прервал свой рассказ.
– О повелитель правоверных, – молвил он, если ты явишься сюда вечером, я поведаю тебе о плодах любви фараона Эхнатона и его прекрасной возлюбленной, царицы Нефертити.
Халиф поступил, как было предложено: удалился во дворец, а на закате вернулся в мечеть и поднялся на минарет.
И Гарун аль-Вакиль сказал...
* * *
Как и было обещано, царица одарила Эхнатона всеми радостями жизни. Благодать снизошла не только на самого царя: все подвластные ему земли процветали в мире, изобилии и спокойствии. Нивы давали обильные всходы, по Нилу сновали груженные прекрасными товарами корабли, на столах царских подданных, даже самых простых людей, красовались сытные и вкусные яства: миндаль, орехи, свежая выпечка, курятина, жирная баранина, фрукты и сласти.
Но более всего восхищал и радовал новый город, выросший в долине, ибо казалось, будто там природа и человек поселились бок о бок во взаимном благоволении, а красоты рукотворные и нерукотворные дополняли друг друга На каждой из улиц можно было встретить благоухающие яркие цветы и тенистые деревья, в кронах которых пели дивные птицы, а также пруды, где резвились серебристые рыбы. Но в сравнении с чудесами природы не бледнели и деяния рук человеческих: красивые и удобные дома, уютные дворики, впечатляющие изваяния. Стены дворцов и особняков покрывали шпалеры из богатых шелков, прохладный мрамор чередовался с блистающим золотом, узорчатые плиты полов покрывали яркие ковры, на площадях взметались к небу серебристые струи фонтанов. Никогда раньше не было в Египте города, столь великолепного, и изумленные люди прозвали его "Обителью Солнца".
И не было среди жителей сего города никого счастливее самого фараона Эхнатона, ибо все самые сокровенные его желания наконец исполнились.
Царица подарила ему дочерей, единокровных сестер царевича Сменхкара, – сначала двух девочек-близнецов, потом третью дочурку, а там и четвертую. Вместе с материнским молоком их вскармливала щедрая любовь отца, ибо не было для фараона большего удовольствия, чем проводить время в кругу семьи, со своей прекрасной супругой и дочерьми.
В такие моменты он, бывало, устремлял взор к солнцу и, обратив к нему исполненные благодарности слова, поворачивался к царице и шептал ей на ухо:
– Воистину, я удостоен счастия и благословения небес превыше всех живущих и живших прежде.
Она, как правило, не отвечала, а лишь нежно улыбалась и гладила супруга по щеке. Но однажды, когда фараон указал ей на детей и шепнул, что они для него дороже всего на свете, Нефертити, хотя и улыбнулась, но не поцеловала его и опустила глаза, скрыв появившийся в их глубине странный блеск.
На следующий день мать Эхнатона позвала его к себе и сообщила, что заболели три совершенно ручных льва, которые неизвестно откуда появились в саду в день прибытия царицы Нефертити. Вдовствующая царица Тии пришла в восторг от великолепных животных и попечение о них взяла на себя. Эхнатон, памятуя о своем детстве, тоже сильно привязался к ним, и известие о болезни любимцев сильно огорчило его. Он призвал лекарей и повелел им ухаживать за львами, но все их усилия были тщетны. На следующий день львы выглядели еще хуже: их охватила слабость, подобная той, какая бывает при сильной потере крови. На третий день они уже едва поднимали головы, а явившаяся к сыну Тии сказала, что ей необходимо потолковать с ним с глазу на глаз. Когда они остались наедине, вдовствующая царица сообщила, что темной ночью она увидела из окна своей спальни странную женскую фигуру, легкую и грациозную, словно дуновение ветерка, и скользившую во мраке бесшумно, как тень. Каково же было изумление царицы, когда удивительная незнакомка легла рядом со львами, и, лаская их гривы, прокусила им вены, и пила их кровь.