Многие из тех, кому удалось выбраться из покалеченных вагонов, сновали туда-сюда вдоль путей. Однако большинство людей, судя по всему, были заблокированы внутри. Двери вагонов заклинило, и открыть их без специальных инструментов было невозможно. Отовсюду слышались жалобные крики о помощи – мужские, женские, детские.

– Откройте дверь, сэр! – доносилось до нас снова и снова с разными интонациями, от умоляющих до раздраженных и даже злобных. – Ради всего святого, сэр, откройте дверь и выпустите нас!

Машинисты безуспешно пытались успокоить людей, многие из которых находились в состоянии исступления.

– Хорошо, хорошо, сэр! Мадам, пожалуйста, подождите одну-две минуты. Мы не можем открыть двери без инструментов, за ними только что отправился специальный поезд. Потерпите, и всем вам обязательно помогут. В вагонах вам ничего не грозит, так что сохраняйте спокойствие.

Но в подобной ситуации именно сохранять спокойствие людям бывает труднее всего!

Передняя часть поезда выглядела просто ужасно. Отцепившихся товарных вагонов, в которых, похоже, перевозились в качестве груза мешки с портлендским цементом, оказалось шесть плюс еще два служебных. Многие из мешков разорвались, и все вокруг было покрыто серой цементной пылью. В воздухе ее тоже было полно – она тут же попала нам в глаза, из-за чего мы частично ослепли. Локомотив экспресса перевернулся вверх колесами. Корпус его лизали языки пламени, вверх били струи пара и тянулся шлейф густого дыма. Создавалось впечатление, что деревянные конструкции ближайших к нему вагонов вот-вот тоже загорятся.

Передние вагоны, как справедливо заметил машинист экспресса, были сплющены. Они превратились просто в груду обломков и от чудовищного удара частично вошли друг в друга, словно элементы спичечной коробки. Когда ремонтникам удалось проникнуть внутрь, было уже светло. Состояние салона третьего класса в первом вагоне оказалось просто чудовищным.

Повсюду были разбросаны частично обгоревшие лоскуты ткани, судя по всему, шелковой и хлопчатобумажной. Я собрал их. Представьте себе, эксперты впоследствии заверили меня, что это не шелк и не хлопок, а некий совершенно неизвестный им материал скорее животного, нежели растительного или промышленного происхождения. На подушках и деревянных конструкциях салона, особенно на полу, было обнаружено множество больших пятен – также непонятного происхождения. Поначалу они были влажными и испускали очень неприятный запах. У меня все еще остался фрагмент деревянной внутренней обшивки вагона с одним из таких пятен. По поводу него эксперты также высказались, но при этом их мнения разошлись. Некоторые считают, что это человеческая кровь, подвергшаяся воздействию очень высокой температуры, то есть закипевшая и частично испарившаяся. Другие заявляют, что это кровь какого-то дикого животного, возможно, принадлежащего к семейству кошачьих. Третьи придерживаются той точки зрения, что это вообще не кровь, а всего лишь краска. Есть, впрочем, и четвертая категория экспертов. Вывод одного из тех, кто к ней принадлежит, сформулированный письменно, сейчас лежит передо мной, так что я цитирую: «Пятно оставлено в результате попадания на деревянную поверхность какого-то вязкого, липкого вещества, которое, возможно, представляло собой отходы жизнедеятельности одного из видов ящериц».

В углу вагона было обнаружено тело человека. Поначалу всем показалось, что это молодой человек, одетый как бродяга. Однако в итоге оказалось, что это Марджори Линдон.

Обыск в вагоне был проведен со всей тщательностью, но больше там не удалось обнаружить ничего.

Глава 48. Заключение

Прошло уже несколько лет с тех пор, как я принимал участие в коротко описанных мной выше событиях, – в противном случае я не решился бы предать их огласке. Сколько именно лет минуло, я по вполне очевидным причинам говорить не стану.

Марджори Линдон до сих пор жива. Слабая искорка жизни, которая еще теплилась в ее теле, когда ее извлекли из искореженного в результате крушения железнодорожного вагона, снова разгорелась. Однако процесс ее выздоровления растянулся не на недели и не на месяцы, а на годы. Насколько мне известно, даже после того, как врачам удалось добиться восстановления ее физического здоровья, что уже само по себе было непростой задачей, она еще в течение трех лет находилась под наблюдением медиков в связи с состоянием ее душевного здоровья. Но все то, что могут сделать квалифицированные доктора и деньги, было сделано, и со временем – а время, как известно, само по себе великий врачеватель – лечение Марджори Линдон дало удовлетворительные результаты.

Ее отец умер, завещав ей семейное состояние. Она вышла замуж за человека, которого в моем повествовании я именовал Полом Лессингемом. Если бы я назвал его настоящее имя, всем стало бы известно и настоящее имя его супруги – весьма уважаемой всеми женщины, жены одного из самых выдающихся политических деятелей нашей эпохи.

Ей не стали ничего рассказывать о том ужасном дне ее жизни, в течение которого она, находясь, по-видимому, в состоянии гипнотического транса, бродила по Лондону в мужском обличье и, более того, одетая как нищий или бродяга. Сама она никогда не вспоминала и не спрашивала об этом. Похоже, что после того, как к ней вернулся рассудок, вся описанная мной история исчезла из ее памяти, будто ее вообще не было в ее жизни. И надо сказать, что за это она должна быть благодарна судьбе. По всей вероятности, никто так и не разгадает тайну всех описанных мной загадочных событий. Судя по всему, никто ничего не узнает и о том, что же произошло в вагоне, где находилась Марджори Линдон, в страшный момент железнодорожной катастрофы, – и, в частности, о том, что случилось с тем существом, которое едва не довело Марджори до трагической гибели. Кто был этот человек и можно ли говорить о нем «он», как о мужчине, что весьма сомнительно? Откуда он явился и куда исчез? Какова была цель его появления среди нас, в нашем мире? Да и был ли он, собственно, человеком? Все это вопросы, на которые нет ответа.

Пола Лессингема его мучитель больше не беспокоил. Он перестал быть человеком, на которого открыта охота. Тем не менее у него, похоже, сохраняется глубокое отвращение к жукам, и он избегает любых разговоров о них. Если кто-то вдруг заводит о них речь, он тут же пытается сменить тему разговора, а если ему это не удается, просто выходит из комнаты. Надо сказать, в этом вопросе у них с супругой полное единодушие.

Разумеется, все это мало кому известно, но тем не менее дело обстоит именно так. Я, однако же, имею основания предполагать, что иногда Лессингем все же вспоминает о кошмаре из прошлого и, испытывая при этом леденящий его душу ужас, горячо молит Бога о том, чтобы все то страшное, что с ним случилось когда-то, навсегда осталось где-то далеко позади и никогда больше не возвращалось.

Перед тем как закончить, мне хотелось бы вскользь упомянуть еще кое о чем. Эта история нигде никогда не звучала, но я полностью уверен в ее абсолютной достоверности.

Во время недавнего боевого похода в район Донголы местные воины, разбившие лагерь в одном из отдаленных районов пустыни, ночью проснулись от звука взрыва. На следующее утро примерно в паре миль от лагеря они обнаружили громадную воронку. Казалось, будто в этом месте недавно производились взрывные работы, причем поистине огромных масштабов. В самой воронке и вокруг нее воины нашли большое количество предметов, которые напоминали фрагменты тел. Заслуживающие доверия свидетели сообщили мне, что тела были не мужские и не женские, а принадлежали каким-то человекоподобным существам невероятно больших размеров. Я склоняюсь к мысли, что, поскольку никакого научного исследования останков не проводилось, свидетели, о которых я упомянул, не осознанно лгали, а просто ошибались в силу своей необразованности и интеллектуальной ограниченности.

Одно, однако, не подлежит сомнению. На месте происшествия были обнаружены многочисленные каменные и металлические обломки, что позволяет предположить, что взрывом было уничтожено некое подземное сооружение. Особенно ясно на это указывают куски металлического литья, которые, судя по всему, являются обломками гигантской бронзовой статуи. В воронке и рядом с ней также было найдено более десятка отлитых из бронзы изображений некогда священного для представителей некоторых культур жука-скарабея.

Похоже, тогда, ночью, настал конец той обители демонов, которую описывал Пол Лессингем. Все же то,