Quinte!

И в кубике вспыхнула жизнь, загоревшись темным, черно-синим матовым огнем, а Камбер перешел к следующему.

Sixte!

Огонь переметнулся от первого черного кубика через его палец к только что названному, а потом к двум оставшимся. Septime! Octave!

Когда загорелся последний кубик, Камбер глубоко вздохнул и позволил себе вернуться к речам Джеффрэя.

– Когда Ориэль обнаружил точку смерти, он почти прервал контакт, – говорил Джеффрэй. – Он сказал им, что случится, если он слишком сильно нажмет. Но они заставили его продолжать, угрожая безопасности его семьи. Я не знаю, возможно, он думал, что проскользнет мимо, но не сумел. Того мужчину звали Дензиль Кармайкл. По-моему, я знал его деда. Однако его смерть по крайней мере была самой легкой.

– А что случилось с остальными? – спросила Эвайн, как будто завороженная страхом.

– Троих оставшихся пленников казнили во дворе замка как изменников и убийц.

– Колесованы и четвертованы? – пробормотал Грегори с видом знатока.

– Да, а перед этим повешены, но не до смерти, – прошептал Джеффрэй. – Перед казнью регенты даже не позволили им встретиться со священником. Бедные Элрой и Джаван…

Покачав головой, Камбер снова поднял защиты и отгородился от Джеффрэя, мгновенно восстановил баланс между белым и черным и положил два пальца на Prime и Quinte.

Prime et Quinte inversus! – Он поменял кубики местами.

Quarte et Octave inversus! – Снова перемена позиций, и он положил пальцы на Septime и Prime.

Prime et Septime inversus!

И Sixe et Quarte inversus! – И вновь соединились слова и действия.

Теперь кубики образовывали косой крест святого Андрея, одна диагональ мерцала на белом фоне мрамора. Камбер вновь вернулся к остальным, их слова застучали в его сознании, заставляя вздрагивать.

– ..Ужасное зрелище для детских глаз, – говорила Эвайн, положив руку на живот. – Матерь Божья, неужели это кровавое правление будет длиться вечно?

– Боюсь, пока регенты у власти, дела пойдут только хуже, – ответил Джеффрэй. – Их жажда мести неутолима. Они уже объявили вне закона всех родственников нападавших. Энсель, твой смертный приговор я видел собственными глазами.

– Значит, они считают моего брата одним из изменников! – горько произнес Энсель.

– Вот именно, хотя Тавис и Ориэль доказывали обратное. Но, разумеется, они оба дерини и поэтому тоже под подозрением.

– А что.., что с телом Дэвина? – спросил Энсель, выдавливая из себя слова.

Джеффрэй склонил голову.

– Регенты решили показать, что станет с изменниками и убийцами. Части.., части их тел приказали разослать по главным городам Гвинедда. А головы теперь выставлены на воротах Ремута для устрашения. То же самое они сделали с телами тех, кто был уже мертв, – закончил он.

– И с Дэвином тоже? – прошептал Энсель.

Джеффрэй мог только кивнуть.

Стон сорвался с губ Эвайн, остальные покачали головами, а Джесс пытался скрыть выступившие слезы. Рис обнял жену и опустил глаза. Йорам еще крепче, чем раньше, стиснул зубы, его глаза стали еще более холодными.

Камбер старался справиться с нахлынувшими чувствами, разум говорил ему, что участь тела Дэвина не играет никакой роли. Пытаясь скрыть слезы, он запрокинул голову и стал смотреть на высокий сводчатый потолок. Оставалось только не сопротивляться ужасу и благодарить Бога за то, что Дэвину не пришлось разделить мучений других, и молиться за покой всех умерших дерини.

Наконец, снова взяв себя в руки, Камбер взглянул на конфигурацию кубиков, затем на Джеффрэя, посылая молчаливый вопрос. Джеффрэй не ответил, оставаясь в плену собственных переживаний, и Камбер решил сам выполнить работу. Намеренно громко вздохнув, он простер правую руку над фигурой. В конце концов ему удалось привлечь к себе внимание.

– Для некоторых из вас это будет новым делом, – сказал он твердо. – Энсель, Джесс, вы увидите несколько конфигураций второго уровня, которые мы решились испробовать, а также одну из совсем немногих, которые мы заставили работать. Похоже, их применение ограничено, мы еще изучаем его. За эти знания мы должны быть благодарны исследованиям Эвайн.

Эвайн едва улыбнулась, и Камбер осторожно поднял кубик Septime и положил его на Quinte, черное на черное.

Quintus! – мысленно произнес он, на мгновение почувствовав, что его пальцы окутывает энергия, затем он положил Quarte на Seconde, белое на белое.

Sixtus!

– С первой волной энергии свивается вторая, – пояснил он, давая им возможность убедиться в этом самим.

Камбер поставил Prime на Tierce, Sixte на Octave, ощущая поддержку и растущее любопытство Энселя и Джесса.

Septimus! Octavus!

Он не знал, были ли важны сами слова (хотя подозревал, что нет), но он знал, что были важны волны энергии, скрытые за ними, и чувствовал, как они оплетаются вокруг его пальцев, когда его рука замирала над выстроенной фигурой. Эту фигуру Йорам, увидев ее впервые, назвал «колоннами храма». Это напоминало им всем обломки алтаря, найденного под храмом Грекоты.

Камбер положил правую руку на вершину фигуры. Левой рукой он знаком велел всем немного отодвинуться назад. Потом он смешал волны энергии.

И почувствовал, как они щекочут его кисть и руку до локтя, словно рука и магический ток составляют единое целое. Он начал медленно поднимать левую руку. Двинулась вверх и фигура… А вслед за ней оторвался от помоста и поплыл мраморный монолит. Все происходило беззвучно, только в движении камня чудился легкий шорох..

Притягиваемая четырьмя кубами (черными и белыми попеременно), каменная глыба продолжала подниматься, словно это был не мрамор, а легкое перышко. Камбер поднялся вместе с остальными, все еще наклоняясь над меньшим кубом, чьей энергией он сейчас управлял. Затем начала проявляться вторая позиция черных и белых кубиков, противоположная первой, и в конце концов открылась черная платформа того же размера, как mensa, на вершине. В четырех углах развернувшегося куба стояли колонны величиной с человеческую руку, после белой колонны следовала черная, затем опять белая, повторяя сочетание разрушенных колонн под Грекотой.

Когда черная масса приобрела ту же плотность, что и фигура, находившаяся на вершине, вся система стабилизировалась. Едва слышно вздохнув, Камбер приблизил руку к грани меньшего куба и попытался согнуть пальцы, затем взглянул на своих заинтригованных зрителей, сгреб кубики и вернул их в мешочек.

– Когда закончим, это опустится под собственным весом, – веско произнес он. – Эти кубики нужны для того, чтобы поднимать что-нибудь. – Он вопросительно посмотрел на архиепископа. – Джеффрэй?

– Да. Энсель, мне бы очень хотелось привезти тело твоего брата, но коли не смог, то решил принести тело нашего Господа. Я подумал, что таинство святого причастия успокоит всех нас.