На сих днях уведомлял генерал князь Репнин генерала графа Салтыкова, что неприятель из-под Вильно пробрался неприметно, аж вплоть под рубеж Могилевской и Изяславской губерний.

Сие известие меня крайне удивило, и я взялся за такие меры, кои в подобных, никак не ожидаемых приключениях берутся, и я приказал, чтобы два батальона стрелков, кои только что устраиваются, поспешно шли к Овручу, где большая куча малой шляхты земскому правлению кажется быть опасной и всегда подозреваемой.

Но известие, что я получаю в сию минуту от генерала графа Суворова-Рымникского о снятии осады варшавской, превосходит уверительно, всемилостивейшая государыня, всякое воображение возможное, ежели бы оное действительно последовало. И я поспешаю вашему императорскому величеству о сем всеподданнейше донести, видя, что сия перемена нечаянная может вообще других мер и правил требовать…

Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о появлении польских частей в Минской губернии

Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!

Я получил рапорты вашего сиятельства… и я вижу и в сем походе наисильнейшие действия ваших несравненных воинских качеств. И я уверяюсь, что ваше сиятельство поло́жите порядок всему и будете делать вовсе розное употребление из известий, что к вам доходят, как то доселе в сей стороне чинилось.

Я не могу сомневаться, чтобы ваше сиятельство не были уведомлены и о впадении, что неприятель дерзнул сделать в губернию Минскую и почти вплоть к белорусскому рубежу, и что ваше сиятельство уже уверительно взяли ваши меры, сходственно с новейшими известиями, что к вам доходить будут о сем неприятном и вовсе неожидаемом приключении; и я приказал двум батальонам пеших стрелков наиспоспешнейше идти к Овручу, где все было тоже в тревоге, чтобы удержать дух волнующийся в узде и обеспечить старые и новые границы…

Рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о действиях в связи с отступлением прусских войск от Варшавы

Граф Петр Александрович! Не ожидаемое известие, что прусский король вознамерился снять осаду Варшавы и отступить к границам своим, по причине возродившихся мятежей в собственных пределах его полуденной [южной] Пруссии, причиняя нам новые заботы в умножении способов наших, устремляемых к желаемому и столь нужному скорейшему окончанию замешательств польских побудило нас дать следующее здесь в списке [копии] предписание генералу князю Репнину, усилив его еще двумя пехотными полками, из Ревеля [Таллина] следующими в Ригу, и возложив на него скорейшее обнятие Литвы и, за оставлением тут нужных постов для соблюдения в спокойствии и в повиновении земли сей, обратить к Бугу возможное число сил.

От вас зависеть будет присоединить к оным и войска, отряженные от вас, под начальством генерала графа Суворова-Рымникского, над коими приняв команду и обеспечив уверенность в спокойствии пределов наших, обратить его наступательно до берегов Вислы, изгоняя мятежников за сию реку, дабы по крайней мере очищением правого берега оной обезопасить себя от набегов сих мятежников и доставить войскам нашим уверенные и спокойные зимние квартиры, представляя вам так его наставить, чтобы он в случае могущих встретиться благоприятных обстоятельств и возможностей в вероятном успехе, не упустил пользоваться не ожидаемым поляками нападением его на самой город Варшаву.

Важнейшую бы вы оказали заслугу Отечеству, если бы изобрели средства и доставили возможности поразить и разорить сие гнездо мятежников, покуда настоять будет еще удобное к тому годовое время, чем не токмо еще вновь превознесли бы вы славу свою и славу войск российских вящим посрамлением действий короля Прусского, но и отняли бы ту наглость от мятежников, коя неминуемо возрастать будет при отступлении перед ними прусского короля.

Сие есть единое средство в настоящем дел положении, как наискорее кончить сию войну и отвратить многие вражды, при продолжении оной возродиться могущие. Ваше к нам усердие и любовь к Отечеству известны нам, и мы уверены, что ежели есть токмо возможности, вы ничего к пользам дел наших не упустите и ничего для достижения предлежащей цели не пощадите. В сем удостоверении с особливым благоволением пребываем вам всегда благосклонны

Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о победе под Брестом

Всемилостивейшая государыня!

Сию короткую, но по своему содержанию весьма важную весть о вновь одержанной победе под Брестом имеет счастье сложить к вашим ногам племянник генерала графа Суворова-Рымникского, полковник князь Горчаков. Сей генерал в своем рапорте, что здесь в копии следует, говорит, что войска вашего императорского величества платили отчаянному неприятелю недаванием пощады, и я должен прибавить к тому, что они имя ваших верных и храбрых воинов и через то и вашего императорского величества всевысочайшую милость всемерно заслуживают и что искусство и ревность горячая предводителя к службе вашего императорского величества и подражания достойной пример в его подчиненных воздействовали главнейше в сей знаменитой победе на преодоление той жестокой упорности, кою дерзкой неприятель и при сем случае оказал…

Из письма П. А. Румянцева А. В. Суворову о победе у Бреста

Сиятельнейший граф, высокопревосходительный господин генерал-аншеф и кавалер, милостивый государь мой!

Я начинаю сие моим всеусерднейшим поздравлением с вновь вами к славе оружия ее императорского величества и ее вещественной пользе одержанной победой за Брестом. Она есть столь важна, по ее существу, сколь редка в своем роде, будучи, следовательно, четвертой, едва в стольком числе дней. Она надлежит уверительно к тем, кои сию истину совершенно подтверждают, что большое искусство и горячая ревность предводителя и подражания достойный пример в подчиненных преодолевают все в соображении возможные труды и упорности. Я умедлил нечто в том уповании, что я буду иметь скоро всевысочайшие повеления относительно ваших дальнейших действий и надобные объяснения о происшедшем в Литве; первые я действительно получил, а других жду я еще…

Будучи одушевлены ровными поводами, я взял смелость уверить ее императорское величество, что ничто в том упущено не будет, что есть только в способах и в возможности, и что я на сей конец жду с минуты до другой мне от господина генерала и кавалера князя Репнина надобных объяснений, от которого к сему потребные войска с теми, что ваше сиятельство предводите, соединиться должны; но как между другим, мимо сей помощи множайшее в сих предприятиях и от поведения союзных зависит и, главное, на сих двух вопросах основываться должно: останутся ли войска прусские поблизости Варшавы и цесарские в Люблине, или отдалятся те и другие в свои владения, видя, что в первом случае, ежели бы их действия в прочем и с большой сноровкой шли, неприятель все будет бояться внезапного нападения на Варшаву и не посмеет уверительно разделять свои силы; и что тогда мы можем легко дойти до Вислы и против Варшавы нечто решительное сообща с ними предпринять; но во втором, которое, кажется, уже отчасти оказывается, будет неприятель уверительно все свои силы против нас напрягать, будучи в сем пункте вовсе обеспечен, и мы не можем обойтись тогда, чтобы не занять Люблина – так для предписанных наступательных действий, как к прикрытию наших чрез то открытых обширных границ, и что в случае, ежели бы австрийские войска действительно оставили Люблин, от корпуса генерала-поручика Ферзена тотчас учиниться должно.