Он не стал злиться, и это удивило его самого.

За ребром куба прозябала своя жизнь. А может быть, не прозябала, а процветала? Разумные обитатели иного мира ничем не обнаруживали себя, зато многоножки просто кишели. Фома видел, как одна из них перевалила через ребро, заметалась, как ошпаренная, но скоро пришла в себя и побежала куда-то. Так вот откуда на Плоскости неземная жизнь, все эти многоножки, уродские рыбы, ядовитые кусты! Некоторым видам, значит, квазиземные условия нипочем, они как-то приспосабливаются…

Ответ на один из вопросов пришел, но какой в нем прок? Что дальше?

Попытаться вернуться в Блаженную Пустынь, покаяться? Мало шансов, что на это хватит сил. Да и зачем? Чтобы длить и длить никчемную жизнь белой крысы, нашедшей в лабиринте кормушку?

– Надо идти дальше, – сказал тогда Фома, указав направление вдоль ребра. И Оксана лишь кивнула, не проронив ни звука.

Бесконечно тянулись пески. Стена слева давила на психику. Фома даже радовался, когда ловушки вынуждали его идти в обход. Один крюк вышел настолько большим, что иная грань куба растаяла в дымке.

Седьмой день пути в никуда…

Четыре дня не происходило ничего достойного внимания. Зато пятый день едва не продемонстрировал незыблемость фундаментального закона подлости.

Существо, похожее на розового крота величиной с медведя, внезапно выскочило из песка, оставив в нем глубокую яму, и с пугающей скоростью пересекло грань куба. Несколько минут оно бежало по стене, затем пересекло грань вторично и скрылось за барханом. Похоже, в земной атмосфере оно чувствовало себя вполне прилично.

– Зря ты выбросил карабин, – сказала Оксана. Ее немного трясло.

– Он не хочет нападать, – не слишком уверенно возразил Фома.

– Почему это ты так решил?

– Потому что если хотел бы, то давно уже напал бы. Ты видела его когти? Мы уже были бы мертвы.

– А твой пистолет?

– Он же мелкокалиберный. Человека им убить можно… если постараться. А эту тварь – вряд ли. Может, удастся отогнать… хотя тоже вряд ли. Скорее он впадет в ярость. В общем, не буду я стрелять без крайней нужды. Идем спокойно. Авось и эта зверюга не раздумает.

– А если все-таки нападет?

– Тогда беги что есть духу.

– Беги… А ловушки?

– Все равно беги. Везет же некоторым в лотерею.

– А ты?

– А у меня полна обойма и спортивный разряд по стрельбе. Буду целить в глаза. Должны же быть у него глаза, верно?

– Кто его знает.

После этого диалога им пришлось выпить по лишнему глотку воды. А странная тварь больше не появлялась.

Седьмой день прошел, как и прочие. Фома считал, что удалось пройти меньше, чем накануне. Ничего удивительного. Обсуждать эту тему с Оксаной он не стал.

Они вообще мало говорили. Мысли о физической близости казались странными и испарялись сами собой, как легкие облачка на том, земном небе. Фома боялся истерик, но Оксана стойко терпела. Кремешок девчонка! Молодец. Не подруга, нет, об этом пока забудем… Просто свойский парень.

И когда настал восьмой день, ни о чем не было спрошено и ничего не сказано. Они просто встали и пошли на восток, терпя жажду, молча радуясь отчаянному своему наплевательству и хорошо понимая, что перейден некий рубеж.

Рубикон? Черта с два. Настоящий-то Рубикон как-никак река! Цезарь мог пить из нее сколько влезет!

Фома застонал и пошевелился. Сознание медленно возвращалось. Зачем? Он не хотел этого. Подлый организм не пожелал отключиться навсегда во время забытья. И на Земле, и на Плоскости природе наплевать на страдания живых существ. Природа не жестока, она просто ленива. Зачем трудиться, создавая специальные механизмы для облегчения чьей-то смерти, если живым от этого ни жарко, ни холодно? Природу интересуют живые.

Фома уже не помнил, сколько дней пути осталось позади. Какая разница! Сколько бы их ни было, этот – последний. Вчера прошли, протащились, проползли на карачках всего ничего. Сегодня нет сил совсем.

Финиш.

Что это там на стене?.. Фома с натугой поднял ладонь к глазам, как бы закрываясь от несуществующего солнца. Холмы? А почему они движутся? Это такие громадные животные, фауна иного мира, выхваченная Экспериментатором с иной планеты? Да, наверное. Если только это не галлюцинация.

Пусть себе ползают.

Рука бессильно упала – желтая, костлявая, восковая рука. Очень скоро она станет рукой мумии. На две мумии – четыре желтых, восковых руки.

– Пи-и-и-и-ить…

Произнес он это или только подумал? Феодалу негоже умирать жалуясь. А впрочем, кто услышит? Оксана молчит, и нет сил проверить: жива ли?

Нет, на это надо найти силы. Хотя бы только на это…

Пальцы заскребли по песку. Теперь Фома и сам расслышал свой стон. Зачем столько мучений? Надо? А почему надо? И кому надо?

Надо, и все.

Он все-таки сумел перевернуться на живот и с надеждой подумал, что сейчас умрет. Долго-долго в глазах было черно. Но нет, понемногу развиднелось. Оксана лежала слева шагах в десяти. Почему не рядом? А, разве теперь вспомнишь…

Справа тоже что-то было, и он заставил себя повернуть голову. Что это?.. Что значит этот полупрозрачный кубик? Зачем он?

Потом он понял, что это такое. Стандартная пластиковая упаковка для пластмассовых бутылок с водой. Фома не удивился. Галлюцинация, конечно. Любой феодал знает истории о чудесно спасенных новичках, едва не умерших от жажды, и многие спасенные галлюцинировали.

Он пополз направо. Странно, но галлюцинация не исчезала. А когда рука нащупала пластик, он в первое мгновение решил, что бывают и осязательные галлюцинации.

Не тощим, похожим на куриные, пальцам с обломанными грязными ногтями было под силу порвать упаковку. Фома рвал ее зубами, рыча и подвывая, как зверь. Зубами же свинтил пробку. Теплая газированная вода рванулась наружу пенным фонтаном. Фома ловил ее ртом, жалея о влаге, пролившейся на песок. Вода сейчас же выступила на теле потом. Обидно, но что ж поделаешь… Еще воды, еще!

Опустошив бутылку, он потянулся к следующей, но, прежде чем вскрыть, глянул на этикетку. Так-так. Минералка, идентичная натуральной, нарзан. Откуда – понятно. «Повезло» свалиться и уснуть в спальне…

Вот именно: не повезло, а «повезло». Впервые Фома пил эфемерную воду. На вкус она ничем не отличалась от настоящей. Боже ты мой, она была восхитительна!

Странно, что не приснился целый вагон минералки. Странно, что не приснился фонтан – какой-нибудь Геракл, разрывающий пасть писающему мальчику. Странно, что не приснилось карстовое озеро – небольшое, но неимоверной глубины, с холодной вкуснейшей водой цвета «кобальт синий».

А конец известен. Когда вода распадется в пыль, какое-то ее количество еще останется в организме. Справится организм или нет – покрыто мраком.