Но все было тихо. Урчащий звук мотора становился все глуше и тише, превращаясь в тоненькую ниточку, пока не оборвался совсем в безмолвной дали. Две темные фигуры на берегу вздохнули и побрели домой…

Взойдя на порог дома, который еще недавно был его собственностью, Рувим наткнулся на бумажный комок, придавленный камнем, чтобы не унес ветер. С замиранием сердца он поднес листок к глазам. Странно, букв нет, только какой-то нелепый рисунок, напоминающий план.

Тут же был созван домашний консилиум.

— Да это же наш двор! — наконец воскликнул Фазиль, самый сообразительный из четырех племянников. — Вот ворота, вот вход на кухню, вот подвал!

И точно! Рисунок представлял собой довольно неискусный план двора. Жирная стрелка прямиком указывала на вход в подвал.

Депутация, состоявшая из хозяина и его испуганных родственников, трепеща от дурных предчувствий, спустилась по каменным ступеням в подвальное помещение, обычно служившее карцером для провинившихся работниц. В руке хозяина вздрагивал фонарик, отважно прорубая темноту ярко-желтым лучом. Сердце болезненно сжалось, готовясь к худшему.

Далее стрелка на рисунке упиралась прямо в стену подвала. Луч фонаря скользнул по осклизлым камням, с пронзительным писком из-под ног метнулись крысы. Через несколько минут, натужно кряхтя и действуя ножами, как рычагом, охранники открыли обозначенную на плане дверь, которая вела в подземные комнаты дома, не используемые уже много лет. Там, в дальней каморке, и был обнаружен хозяйский внук.

Мальчик сидел на большом холодном камне и играл с огромной крысой, подбрасывая ей ломоть мяса на веревке и резко оттаскивая его назад, когда крыса уже раскрывала жадную пасть, чтобы схватить ароматный кусок. На столе тускло чадила свечка, а остатки еды показывали, что мальчик в заточении не страдал от голода. Он даже не обрадовался, когда за ним явилась толпа взволнованных родственников, — они отвлекли его от интересного занятия.

Мать, взвизгнув, страстно сжала сына в объятиях. Старая Ханума разразилась счастливыми слезами. Охранники ничего не понимали, тупо переводя взгляды с мальчика на рисунок и обратно. Только старый Рувим все понял в одно мгновение!

Его потерявшийся внук ни на минуту не покидал дома! Сколько бы ни искала его полиция, все равно не нашла бы, даже если бы перевернула весь город вверх дном! Внук находился рядом с ним, в каких-нибудь трех метрах, под землей. Толстые стены не пропускали ни звука, и, даже если бы маленький Рувим и вздумал бы звать на помощь, выдувая полную мощь из своих щенячьих легких, то никто бы его не услышал. Похищение было задумано и осуществлено с дьявольским остроумием.

Кто же этот хитроумный обманщик, разоривший старого пройдоху Рувима, оставивший его без гроша на старости лет? Кто же он? Этот вопрос был из разряда тех, которые называют риторическими. Отставной капитан теперь знал ответ на него!

Жанна полной грудью вдыхала свежий ночной воздух. Мотор мирно рычал, увлекая лодку в туманную даль.

Нужно еще немного отойти от берега, пока блестящая цепочка огней не потускнеет, скрытая вечерней дымкой, а затем вновь вернуться в порт. План действий ее был прост: вечерним автобусом она уедет из Трабзона в Сондулак, закутавшись в черную чадру, — случайные попутчики примут ее за женщину из далекой горной провинции, приезжавшую за покупками на побережье. Конечно, в Турции уже давно не ходят в таком виде, но как иначе ей спрятать свое лицо со шрамами, которые отныне являются ее особой приметой?

Из Сондулака каждые три часа ходят рейсовые автобусы на Стамбул. Затем, в Стамбуле, она накупит себе одежды, свяжется с русскими челночниками, приобретет у них русский паспорт или, на худой конец, какую-нибудь турецкую справку о том, что ее паспорт утерян, — и вперед, на родину! Она вернется домой с деньгами, откроет свое дело и заживет припеваючи. Залечит свои раны, и телесные, и душевные. Отныне она будет жесткой и безжалостной со всеми. Она отплатит им сторицей за то, что они сделали из нее сломанную куклу для своих грязных забав… У нее есть на этот счет кое-какие планы!

Разворачивая моторку, Жанна улыбнулась, представив себе обескураженное лицо хозяина, когда тот поймет, что его обвели вокруг пальца. Уголок рта дрогнул — ей вспомнилось, как она в своей каморке строчила записки, а потом по ночам подкладывала на порог перед кухней, чтобы утром их, потея от ужаса, читал весь дом. Улыбаясь, она вспомнила, как, достав из холодильника свежего поросенка (свинину держали там специально для европейцев), она вырезала из его шкуры тот самый полумесяц, который произвел такое ужасное впечатление на чувствительного Рувима.

«Чувства людей — это те клавиши, на которые нужно нажимать, чтобы сыграть нужную мелодию», — подумала Жанна, когда вдали показалась черная громада берега.

И решила, что отныне никому не позволит играть своими чувствами. Она сама будет играть нужную мелодию!

Темный берег, сияя редкими огнями, дрожащими в чернильной масленой воде, как диковинные огненные цветы, стремительно летел ей навстречу. Мрак, облепивший предметы, отступал перед этой женщиной с развевающимися на ветру волосами и жестким бестрепетным взглядом. Отныне Жанна не боялась темноты. Отныне сама темнота должна была бояться ее!

Васенька с ненавистью смотрел на выжившую из ума старуху, сидевшую напротив. В последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что готов задушить ее, чтобы только больше не появляться в этой квартире. Уже в тысячу первый раз выслушивал он пространный рассказ Берты Ивановны о ее многочисленных мужьях, любовниках и прочих сердечных увлечениях. Когда же эта чертова ведьма наконец выдаст свою племянницу! А чертова ведьма капризным голосом потребовала в это время новую сигарету и кофе. Ведь сегодня опять была суббота…

В полутемном сыром подъезде тоскливо воняло мочой, мрачно светилась лампочка под самым потолком. Два длинных, два коротких звонка. Знакомая обшарпанная дверь отозвалась на них только приглушенным детским плачем.

Ей нужно отсидеться здесь, пока не уляжется история с шампанским… Здесь ее никто не найдет! Сейчас ей идти некуда!

Наташа вновь подняла руку, чтобы позвонить, но дверь бесшумно отворилась, и в образовавшуюся щель просунулась черная голова со смуглыми живыми глазами.

— А, это ты…

Наташа сделала шаг вперед. Наконец-то она нашла надежное убежище.

— Привет, Роман! Тетя Берта, надеюсь, дома?

— Уходи, — прошептал цыганенок, сверкая в полутьме белками глаз. — Быстрее уходи! Тебя ищут!

— Кто?

— Этот человек, он…

В коридоре коммуналки послышались характерные шлепающие шаги. Это был вездесущий Богушевский. Он жаждал возможности заработать денег.

— Эй, тут что, к Берте пришли? А ну пошел вон, цыганское семя!

Цыганенок завизжал — Богушевский изо всех сил скрутил его ухо.