— Джованни, уберите отсюда эту сумасшедшую. Она меня раздражает.

— Я не уйду без сына. Вы хотите, чтобы я обратилась в полицию? Они обыщут дом и найдут, моего ребенка.

Это была пустая угроза, и Бьянка прекрасно это знала.

— Единственный ребенок в доме — сын и наследник этого рода, — сказала она, — Анджело Да Росси. А теперь извольте уйти, пока мне не пришлось вас вышвырнуть.

— Скажите мне только одно, — попросила я, — это сделано по распоряжению Лео?

— Конечно, — сказала она. — Он оставил инструкции перед тем, как уехать. Он всегда этого хотел. У меня раньше просто руки не доходили. Младенцы меня не интересуют. Но сейчас, когда Лео нет и он может не вернуться, для семьи очень важно наличие наследника, не так ли?

— Может не вернуться? У вас есть какие-то новости?

— Новостей нет, в том-то и дело. Он пропал. Мы должны смириться с тем, что ваш драгоценный Лео, возможно, мертв. А теперь идите. Убирайтесь с глаз моих долой и больше не возвращайтесь. Если я еще раз вас увижу, то с огромной радостью вызову полицию и сообщу, что мы задержали гражданку вражеского государства. — Она в нетерпении махнула рукой. — Пожалуйста, проводите эту женщину до выхода, Джованни.

Мне в плечо вцепилась сильная рука, и меня повлекли прочь. Я отчаянно пыталась придумать что-то — хоть что-нибудь, чтобы вернуть сына, но поняла, что надежды нет. У меня нет доказательств, что Анджело — мой ребенок. Я не имею права даже находиться в этом городе. Я гражданка государства, с которым Италия ведет войну. Даже если мне удастся пробраться в дом и выкрасть Анджело, меня найдут, арестуют и отправят в лагерь для военнопленных.

«О нем будут заботиться, — пыталась убедить я себя. Меня так трясло, что пришлось закрыть лицо руками, чтобы остановить рыдания. — Он вырастет и когда-нибудь станет графом Да Росси. Какой еще судьбы можно пожелать для любого мальчика?»

Но я знала ответ. У Анджело никогда не будет любящей матери.

Я раскрыла дневник и попыталась описать все, что было. Все, кроме собственных чувств. Разбитое сердце не перенести на лист бумаги. Я еще не совсем осознала всю чудовищность случившегося, но знаю, что это скоро произойдет. Я никогда больше не увижу Анджело. Никогда не возьму его на руки, он не посмотрит на меня с милой улыбкой, не назовет мамой. Как мне это вынести? И все же выбора у меня нет.

Дописав, я закрыла дневник. Боюсь, я не смогу писать в нем снова, когда вокруг столько всего, что причиняет мне боль. Я открыла письменный стол, сдвинула в сторону полку, достала маленький ключик и открыла потайной ящичек. Дневник будет лежать там, чтобы у меня не возникло искушения прочитать о более счастливых временах.

Каролина. Венеция, октябрь 2001 года

Каролина продолжала твердить себе, что пора возвращаться домой. То, что происходило у них с Лукой, было безумием, она просто хотела отомстить так Джошу, напомнить себе, что все еще может вызывать в мужчинах желание.

«Это ничего не значит», — повторяла она про себя, но все же не могла отрицать, что ее тянет к Луке. Впрочем, насчет его чувств Каролина сомневалась, хоть он умудрялся как-то находить время каждый день навещать ее, а еще настойчиво приглашал в свой пентхаус в Лидо:

— У меня там полно хорошего вина, не бормотухи, как ты говоришь. И кровать не такая узкая и неудобная, как тут. — И он засмеялся.

— Лука, — сказала она, покраснев и сердясь на себя за это, — это безумие. Мы с тобой едва знакомы. Я не из тех женщин, которые прыгают в постель к каждому встречному-поперечному.

— Конечно же, нет, Кара, — ответил он. — Но мы оба — взрослые свободные люди, ты мне нравишься, и я вижу, что тоже нравлюсь тебе. Так почему нет? Ты ведь даже не католичка. Тебе, в отличие от меня, не придется признаваться в этом на исповеди.

— Ты до сих пор ходишь каяться в церковь?

— Естественно. Это обязательно надо делать. Но ты не волнуйся, у нас ручной священник, он назначает очень легкие епитимии. — Лука снова засмеялся. — Тебе нужно многое узнать о том, как нам живется тут, в Венеции. И я буду просто счастлив тебя просветить.

Каролина сказала себе, что должна бы испытывать чувство вины, и удивилась, что его нет и в помине. «Я взрослая, почти тридцатилетняя женщина, — рассуждала она, — и никому ничего не должна. Что плохого в отношениях с мужчиной, который тоже никому ничего не должен?» А это замечание о том, чтобы просветить ее насчет венецианского образа жизни — разве оно не означало, что Лука хочет с ней общаться и даже видит какое-то совместное будущее? Погода стояла ужасная, с несколькими случаями аква альта, поэтому Каролина пока не приняла приглашение посмотреть жилище Луки в Лидо. Он несколько раз ночевал у нее, ей не хотелось возвращаться в Англию, и от этого было стыдно. Почему-то она думала, что предает бабулю и сына тем, что закрутила роман и не уезжает из Венеции. Однако она все равно почти ничего не могла сделать сейчас для сына. Неподалеку нашлось кафе с вайфаем, и Каролина выходила оттуда на связь с Джошем. Его последнее электронное письмо содержало отчет врача, который настаивал на нестабильности психики Тедди, утверждая, что мальчик хорошо чувствует себя в нынешней обстановке. Заключение было таким: «Любая попытка перевезти его в другое место может нанести вред психическому здоровью». Это письмо повергло Каролину в панику.

— Я не знаю, что мне делать, Лука, — сказала она. — Я не хочу подвергать сына опасности, но сердце подсказывает, что ему будет куда лучше с мамой, которая всегда сможет его обнять. Что ему понравится жить в прабабушкином доме и носиться по нему, раз уж там куча комнат.

— Вот что я тебе скажу, Кара: всегда делай то, что подсказывает сердце, — ответил он и так посмотрел на нее, что стало ясно: речь идет не только о Тедди.

Возможно, он имеет в виду, что ей следует прислушаться к сердцу и рвануть в Нью-Йорк? Но ведь она до сих пор не развеяла прах двоюродной бабушки Летти и не может улететь, пока это не сделано. «Завтра, — подумала Каролина, — я уеду завтра». На следующий день, когда она убирала квартиру перед отъездом, ее неожиданно навестили. Шаги на лестнице были не такие тяжелые, как у Луки, а легче. Она открыла дверь и увидела перед собой его мать, которая слегка запыхалась после подъема.

— Боже, — сказала та, — это было настоящее восхождение. Можно я зайду?

— Какая неожиданность, графиня, — посторонилась, пропуская ее, Каролина. — Садитесь, пожалуйста. Хотите стаканчик воды или чашку чая?

— Просто воды, милая, спасибо, — сказала мать Луки. — Надеюсь, вы не возражаете, что я врываюсь без приглашения, просто я все время думаю о ваших неприятностях. Я имею в виду, с сыном. Мне очень жаль, что так вышло. Могу себе представить, что со мной было бы, если бы кто-то забрал у меня Луку. Уж поверьте, я бы насмерть за него билась! Так что я тут подумала… знаете, у меня брат — юрист в Нью-Йорке. Вернее сказать, он — очень влиятельный адвокат. И я решила спросить, вы не хотите его подключить? Может быть, одного его письма окажется достаточно.