Новая Латвия тщательно вымарала из публичного пространства любые упоминания о красных латышских стрелках, на светлом образе которых конструировалась историческая память жителей Латвии советской. О самом факте существования латышских стрелков предпочитали не вспоминать, не говоря уже об их роли в создании советской «империи зла», которая, окрепнув, «оккупировала» Латвию. Была табуирована тема участия латышей в сталинских депортациях: в Сибирь латышей высылали русские, евреи и кто угодно ещё, но только не сами латыши. Воспоминания о Холокосте в Латвии, по понятным причинам, тем более не поощрялись.

Создание мифологической истории латышского народа проявлялось и в самой ошеломляющей практике постсоветских национальных государств — создании альтернативной древней истории. В 90-е годы почти сакральный статус в качестве национального символа обрел Лиелвардский пояс и взятые из него красно-белые узоры. Ещё в 1980 году режиссер Ансис Эпнерс снял документальный фильм «Лиелвардский пояс», в котором рассказал о словах тибетских монахов, утверждавших что в красно-белых узорах этого полотна записан информационный код древних цивилизаций, зашифрована ДНК человека и изложены принципы построения Вселенной.

После этого национальная интеллигенция с энтузиазмом решила, что латыши — один из древнейших народов мира, а его культура древнее греческой.

«Еще в седую старину латыши отличались высочайшей степенью развития. Это был большой народ, связанный с Шамбалой. А Лиелвардский пояс был латышским „Святым Писанием“, и носили его исключительно священники», — говорила, например, после изучения пояса немецкая целительница и мистик Дина Рис. Такие «эксперты» на заре возрождения государства-нации в Латвии не были маргинальны. Латышское мифотворчество временами доходило до «политического толкиенизма» — медвежеухий богатырь Лачплесис в конце XX века стал в Латвии официальным символом мужественности и патриотизма. Местный День защитника Отечества (11 ноября), государственный праздник и выходной, называется День Лачплесиса. Главная государственная награда Латвии — Орден Лачплесиса. Комичности этой награды латыши не замечают, хотя это как если бы главной наградой в России был Орден Чебурашки.

Однако сказки о «связи с Шамбалой» народных узоров на одежде и гордость за ансамбль ганзейских зданий Старой Риги (исторического центра города) как за шедевр латышской (?!) архитектуры не имели таких последствий, как миф о «пришлости» русских в Латвии.

На уровне публичной риторики всех их по умолчанию признали инородцами и оккупантами, «понаехавшими» в Латвию в советские годы.

Было проигнорировано существование «старых русских», живших в Риге с XIX века, когда она была одним из крупнейших городов Российской империи, и пополненных после Октябрьской революции за счет «белой эмиграции». Тем более на официальном уровне было предано забвению многовековое проживание русских в Латгалии, где с XVII века жили русские старообрядцы. Латвийская власть пошла (и до сих пор идет) на прямой обман и внутри страны, и на международной арене, отказываясь признавать русских автохтонным национальным меньшинством — коренными жителями Латвии. По утверждению официальной Риги, все русские в Латвии — советские иммигранты, на которых в силу этого не распространяются языковые, образовательные и прочие права нацменьшинств.

б) Доктрина «латышской Латвии», этнический национализм и ксенофобия

Основой «третьей Атмоды» и движения Латвийской ССР к независимости был страх латышей за дальнейшее существование своего маленького народа. Поэтому сохранение латышской идентичности, латышского языка и культуры было провозглашено смыслом существования восстановленного латвийского государства. Спустя 23 года после обретения независимости этот смысл был закреплен законодательно в преамбуле к Конституции: «Латвия, провозглашенная 18 ноября 1918 года, была создана за счет объединения латышских исторических земель на основании непреклонной государственной воли латышской нации и её неотъемлемого права на самоопределение, чтобы гарантировать существование и вековое развитие латышской нации, её языка и культуры».

Преамбула к Конституции, принятая летом 2014 года, стала юридическим воплощением доктрины «латышской Латвии», по которой латыши и «латышскость» для латвийского государства превыше всего.

Доктрина «латышской Латвии» предполагает борьбу со всем инородным, с любым иным культурным влиянием в стране. На практике, после изгнания остзейских немцев, имеется в виду, конечно, борьба с русским влиянием.

С самого начала она проявилась прежде всего в борьбе с русским языком — бывшим lingua franca. За неполные четверть века латвийской независимости было полностью ликвидировано высшее образование на русском языке и значительная часть русскоязычных школ, а сейчас в качестве постскриптума к этой политике регулярно вносятся идеи перевести на латышский оставшиеся русские школы, а также и русскоязычные детские сады.

Было жестко регламентировано теле- и радиовещание, полностью демонтирована русскоязычная топонимика на латвийских улицах и автотрассах, делопроизводство и документооборот переведены на латышский язык. Политика латышизации состояла не только в отказе от старых советских названий — города, улицы, площади, реки и пр. теперь можно было называть только по-латышски, вторые, русские названия, на официальном уровне произносить запрещалось, на неофициальном — не поощрялось. Поэтому река Западная Двина стала исключительно Даугавой, рижский район Задвинье — Пардаугавой, город Двинск — Даугавпилсом и т. д.

В некоторых районах Риги до сих пор можно встретить двойные таблички с названиями улиц, на которых нижняя половина таблички замазана краской. На ней было название улицы на русском языке. Латышизация в Латвии проявилась даже в таких мелочах.

Помимо основной цели — ликвидировать угрозу существованию латышского языка, латышизация имеет и дополнительную — ассимилировать русскоязычное население, превратив местных русских в латышей, раз уж большинство из них не прислушалось к призыву «Чемодан, вокзал, Россия!».

Помимо ликвидации русских школ это проявилось ещё в 90-е годы в попытке полного запрета местного телерадиовещания на русском языке. Однако русскоязычная аудитория, вместо того чтобы смотреть исключительно латышские телеканалы, стала массово подключать спутниковые тарелки. А с распространением интернета перед латвийским государством возникла опасность вовсе упустить половину населения из своего информационного пространства. Поэтому законодательство в области телерадиовещания в начале 2000-х годов было существенно либерализовано: на латвийском телевидении появилось несколько телеканалов на русском языке.

При этом, в отличие от Украины и ряда других стран постсоветского пространства, языковая сегрегация в латвийских средствах массовой информации очень жесткая: телеканал, радиостанция или печатное издание в Латвии может выпускать свою продукцию либо на государственном, либо на иностранном (то есть русском) языке: двуязычие, смешение языков, когда в телевизионном ток-шоу гости в студии могут говорить и на латышском, и на русском, строжайше запрещены.