Эти объяснения популярны в Латвии и поныне, и они превращают Карлиса Улманиса в одну из самых популярных фигур в латвийской истории. История и современность Латвии небогаты на выдающихся исторических деятелей: Улманис — это едва ли не единственный подобный пример.

Поэтому личность Улманиса среди латышей мифологизирована: он считается воплощением «сильной руки», которой так не хватает современной Латвии для того, чтобы вырваться из бедности и безнадежности, преодолев бессмысленную чехарду парламентских правительств и партий-однодневок с их никчемными лидерами. Многие латыши до сих пор ждут появления «нового Улманиса».

Авторитарный режим Улманиса носил вождистский характер: самоназначенный президент официально именовался народным вождем. Деятельность режима была основана на антикоммунистической риторике. При этом президент Улманис пошел на заключение Соглашения о взаимопомощи с Советским Союзом в 1939 году, а после ввода в Латвию советских войск успокоил народ, заявив по радио, что «пришли друзья», месяц после ввода войск в 1940 году оставался президентом и сотрудничал с советской властью. Однако прощен ею не был: просьбу «отца латышской нации» о выезде в Швейцарию не удовлетворили, депортировали в Россию и арестовали. В 1942 году Карлис Улманис умер в тюремной больнице в Туркмении.

Латвия во Второй мировой войне (1940–1944)

В июне 1940 года Советский Союз выдвинул балтийским государствам обвинения в нарушении заключенных ранее Договоров о взаимопомощи и предъявил ультиматумы: формирование в течение месяца просоветских правительств и ввод в Литву, Латвию и Эстонию дополнительного контингента советских войск. Ультиматумы были выполнены всеми тремя странами, 17 июня в Латвию были введены советские войска. На прошедших 14 июля всеобщих безальтернативных выборах победил прокоммунистический Союз трудового народа, неделю спустя была провозглашена Латвийская ССР, 6 августа 1940 года вошедшая в состав СССР.

Союз трудового народа получил 97,8 % голосов при явке в 94,5 % избирателей. Эти данные считаются сфальсифицированными, однако описанные многочисленными наблюдателями огромные очереди на избирательные участки и дальнейшие митинги в поддержку вхождения Латвии в состав СССР показывают, что советская власть в республике всё-таки имела мощную социальную базу.

В первые недели после начала Великой Отечественной войны территория Латвии была оккупирована войсками вермахта. Страна была включена в состав рейхскомиссариата Остланд и получила название округа Леттланд, управлявшегося немецким военным командованием. В отличие от вхождения Латвии в состав СССР в предыдущем году, появление гитлеровских войск в 1941-м было классической, образцово-показательной оккупацией. При этом, как и год назад советские, местное население радостно приветствовало нацистские войска на своей земле — опять же, существуют свидетельства очевидцев. Остается предположить, что это были разные группы одного населения — иные выводы были бы крайне неприятны для латышского народа.

Как уже говорилось в главе III, по инициативе сотрудничавших с оккупационным режимом местных коллаборационистов был создан Латышский легион СС, в которой по собственному выбору вошли около 100 тысяч латышей. С другой стороны, в Красной армии были сформированы две латышские стрелковые дивизии, один полк легких бомбардировщиков, один зенитный полк. Героями Советского Союза стали 12 латышей, на оккупированной территории действовали 20 отрядов красных партизан. Латышский стрелковый корпус входил в состав Второго Прибалтийского корпуса и участвовал в освобождении Латвии от фашизма.

В современной латвийской историографии события 1940–1944 годов описываются как «теория трех оккупаций». Сначала была «мирная оккупация» Советским Союзом, затем классическая военная оккупация гитлеровской Германией, затем — опять Советским Союзом. При этом всячески подчеркивается, что латыши оказались заложниками геополитической ситуации и невинными жертвами «двух равно преступных тоталитарных режимов».

«Теория трех оккупаций» является классикой прибалтийского мифотворчества: в латвийском случае даже больше, чем в литовском и эстонском.

И в Вермахт, и в Красную армию латыши действительно призывались принудительно и массово дезертировали и от немцев, и от Советов. Но костяк латвийских воинских формирований в обоих случаях составляли добровольцы: убежденные коммунисты и убежденные националисты. Первые верили во всемирную пролетарскую революцию — в то, что скоро не только Латвия, но и вся Европа, а за ней и весь мир войдут в состав СССР и будут интернационально строить коммунистический рай на земле. Вторые — в то, что Третий рейх по итогам Второй мировой войны даст Латвии независимость. Вторая легенда оказалась живуча — не случилось победы нацистской Германии во Второй мировой войне, и это оставляет пространство для фантазий. Хотя эти фантазии не имеют никаких оснований.

«Территория Прибалтики стала бы сырьевым придатком Рейха. Это было четко прописано и в плане „Ост“, и в дальнейших директивах, которые „уполномоченный по централизованному решению проблем Восточно-Европейского пространства“, каковым до назначения на пост руководителя „восточного министерства“ являлся А. Розенберг, тщательно выполнял на этих территориях, — утверждает российский историк, автор книги „Прибалтика: война без правил (1939–1945)“ Юлия Кантор. — В меморандуме Розенберга от 2 апреля 1941 г. в отношении Эстонии, Латвии и Литвы говорилось: „Следует решить вопрос о том, не возложить ли на эти области особую задачу как на будущую территорию немецкого населения, призванную ассимилировать наиболее подходящие в расовом отношении местные элементы. Если такая цель будет поставлена, то к этим областям потребуется совершенно особое отношение в рамках общей задачи. Необходимо будет обеспечить отток значительных слоев интеллигенции, особенно латышской, в центральные русские области, затем приступить к заселению Прибалтики крупными массами немецких крестьян…“»

В 1940–1944 годах в условиях Второй мировой войны в Латвии происходила гражданская война — именно в этом состоит подлинная трагедия латышского народа, а не в мифических «трех оккупациях». Однако признать это означает возложить на себя долю ответственности за свою историю, а на это психологически ущербное латышское общество с травмированной исторической памятью не готово.

Отсюда бесконечный разговор о «невинных жертвах» тоталитарных режимов.

Признать себя субъектами собственной истории для латышей означает и принять ответственность за преступления, которые совершали сталинский и гитлеровский режимы.

В первом случае — за массовые депортации «неблагонадежного и контрреволюционного элемента». В 1941 году из Латвии в Сибирь были высланы около 16 тысяч человек: 34 % депортированных умерли, не выдержав дороги, 341 человек был расстрелян. В 1949 году в ходе операции «Прибой» из Латвии были депортированы 44 тысячи человек — 12 % из них умерли в изгнании. Депортации проводились для изменения социальной структуры латвийского общества: в Сибирь с семьями вывозились люди, которые могли бы помешать формированию в Латвии социалистического строя, были реальными или потенциальными врагами советской власти (крупные частные собственники, крестьяне — «кулаки» и пр.). Помимо латышей репрессиям подвергались и другие национальности (евреи, русские) — они осуществлялись не по национальному, а по классовому признаку, поэтому сравнивать их с Холокостом, как сейчас делают латвийские власти, просто неуместно.