Борьба за «латышскость» и «единственный государственный язык» стали одними из основ формирования латышской этнократии, и они же гарантируют ей вечное и неизменное существование.

Латышский язык в Латвии имеет сакральный статус — ему посвящены несколько строчек в Конституции, развернутое языковое законодательство; отдельно он упоминается в клятве на верность Латвийской республике новоизбранных депутатов Сейма: «обязуюсь укреплять латышский язык как единственный государственный». На практике эта сакральность означает, что огромная государственная бюрократия в Латвии формируется исключительно по национальному признаку: мало кто из русскоязычных способен сдать сложнейший экзамен по латышскому языку при поступлении на государственную службу, а от латышей (на уровне докторов филологии родным языком также не владеющих) сдавать языковой экзамен и не требуется (подробнее см. главу V).

Латышский национализм определяет также состав правящей коалиции и правительства. Политические партии Латвии, как и во времена Первой республики, формируются и получают голоса по этническому признаку. Есть «латышские партии» и «русские партии», и голосование на выборах в Сейм происходит строго по этническому признаку: русские — за русских, латыши — за латышей.

В первые годы независимости у «русских партий» практически не было политического веса, однако по мере расширения возможностей натурализации «неграждан» представительство русскоязычных в Сейме неуклонно росло. На последних же двух выборах и вовсе побеждала партия «Согласие», 75 % избирателей которой — русскоязычные.

Однако победителя выборов оба раза оставляли за пределами правительства: как можно допускать к власти партию, состоящую в основном из русских, за которую голосуют в основном русские и которая в силу этого выступает за развитие отношений с Россией?!

Латвийский политолог Иварс Иябс, оценивая эту ситуацию, назвал этническое разделение «Святым Граалем латвийской политики»: никому не дано оспаривать монополию латышей на власть в своей стране.

Недопустимость создания коалиции с левоцентристским «Согласием», не говоря уже о других «русских партиях», называется в латвийской политике «красными линиями». Латышские «красные линии» — очень странная вещь. За ними находится возможность объединения с умеренной социал-демократической партией, потому что она представляет преимущественно национальные меньшинства, однако в «европейской Латвии» нет проблемы в том, чтобы объединяться с настоящими фашистами.

Последние в Латвии тоже есть, их организация называется непроизносимо длинным именем Национальное объединение «Всё для Латвии/Отечеству и Свободе — Движение за национальную независимость Латвии». В просторечии ВЛ/ОС-ДННЛ именуются просто «нацики». Эмблемой ВЛ/ОС-ДННЛ являются латышские народные узоры, в той или иной степени напоминающие гитлеровскую свастику.

В 1997–1998 годах лидер Движения за национальную независимость Гунтарс Крастс был премьер-министром Латвии — при нем день памяти Латышского легиона СС 16 марта стал официальной памятной датой республики.

Дважды ультраправые возглавляли Сейм Латвии. Второй раз — в наши дни: действующим председателем латвийского парламента является депутат от Национального объединения Инара Мурниеце.

В 2000-х годах популярность национал-радикалов в Латвии резко пошла на спад. Но вместе с кризисом 2008 года в Национальное объединение пришла и «свежая кровь»: молодежная организация «Всё для Латвии» с её юным лидером Райвисом Дзинтарсом, обладающим внешностью типичного скинхеда. Наследники карательной команды Виктора Арайса прославились в публичном пространстве страны, например, заявлением, что «евреи… жиды и цыгане — они нечеловеки». Так в 2007 году заявил активист движения «Всё для Латвии» Андрис Йорданс, который признал «идеальным вариантом» проведение этнических чисток и уничтожение этих людей, а на вопрос о готовности лично участвовать в расстрелах «нечеловеков» дал положительный ответ и пояснил: «Если у человека гангрена, то вы попытаетесь её лечить или сразу отрежете? Если гангрена в населении, то это надо отрезать».

Верховный суд Латвии по «делу Йорданса» вынес оправдательный приговор, отказавшись признавать его слова разжиганием розни. На выборах 2010 года «Всё для Латвии» прошло в 10-й Сейм в составе Национального объединения (7,67 % голосов), после досрочных выборов 11-го Сейма в 2011 году (13,88 % голосов) вошло в правящую коалицию и правительство, а по итогам выборов 12-го Сейма (16,61 %) в 2014 году «нацики» получили пост спикера Сейма.

При сохранении этой динамики Национальное объединение через 6–9 лет станет главной правящей партией в Латвии, а Райвис Дзинтарс получит пост премьер-министра.

И никаких «красных линий» в вопросе сотрудничества с откровенными фашистами ни у политического класса Латвии, ни у «титульного» электората не возникает.

в) Курс на интеграцию в западные структуры

С момента обретения независимости Латвия взяла курс на интеграцию в Евросоюз, ВТО и НАТО с одновременным разрывом всех связей на пространстве бывшего СССР. В 1998 году было подписано Соглашение об ассоциации и зоне свободной торговли Латвии с ЕС, в 1999 году Латвия вступила во Всемирную торговую организацию, в 2004 году — в НАТО и Евросоюз.

Открытие своего маленького рынка глобальной экономике не сопровождалось никакими протекционистскими мерами — Латвия, как и другие балтийские страны, согласна была вступить в ЕС на каких угодно условиях — лишь бы взяли. Результатом такой политики стала катастрофа национального производства — экономическая интеграция на запад при разрыве экономических связей с постсоветским пространством уничтожила большую часть латвийской промышленности. При этом на открывшихся западных рынках продукция латвийского экспорта оказалась неконкурентоспособной.

Поэтому «экономическое чудо» в Латвии первые годы после евроинтеграции ещё продолжалось за счет инерции от успешных структурных реформ начала 90-х годов и «шальных кредитов» от скандинавских банков, устремившихся в страну после 2004 года. Однако кризис 2008 года обернулся для Латвии национальной катастрофой: после самого болезненного в мире коллапса экономики продолжавшаяся долгие годы эмиграция населения сменилась повальным бегством безработных из страны. Темпы «эвакуации» были и остаются беспрецедентными в мировом масштабе (см. главу I).

Однако депопуляция, эмиграция и разрушение экономики также являются питательной средой для поддержания режима латышской этнократии. Этнократический строй в Латвии процветает не на успешности страны, а на её упадке.

Во-первых, из страны уезжают все «буйные» — молодые, энергичные и экономически активные. Если бы границы ЕС не были открыты и не было бы возможности уехать, эти люди неминуемо призвали бы правительство к ответственности за экономическое положение страны. В любом случае при безработице каждого четвертого жителя страны с избыточным для примитивной латвийской экономики трудоспособным населением нужно было бы что-то делать, иначе оно бы снесло правительство. И мантры про «спасение латышскости» здесь бы не помогли. А так нет людей — нет проблемы. «Буйные» уезжают, за экономику всерьёз приниматься не нужно, а для остающегося всё более пожилого электората достаточно разговоров о «русской угрозе», «спасении латышской нации, её языка и культуры», «50 годах оккупации», «имперских амбициях России» и строительстве «латышской Латвии».