Немного таким образом укрепившись, Альбион покинул дуб и двинулся навстречу опасностям грядущих дней.

Джейн Фурзи была счастлива, потому что находилась в обществе Ника Прайда, который был высоким, красивым и собирался жениться на ней, когда она скажет «да». Она и намеревалась сказать «да», но пусть он сперва потомится; так поступала всякая девушка, если могла.

«Пусть годик подождет, Джейн, – сказала мать. – Если он и впрямь тебя любит, то будет хотеть все сильнее».

Джейн в любом случае не собиралась отдаваться ему до свадьбы. Она хотела выйти замуж как положено. И в этом волнующем предвкушении радостного события они часто гуляли вдвоем.

Со стороны Клемента Альбиона было любезно позволить ей этим утром пойти с мужчинами. Их было всего трое, включая Ника и ее саму, – они тряслись в маленькой повозке, а Альбион ехал рядом верхом. Она гордилась тем, что Альбион выбрал для столь особых поручений Ника. Джейн болтала крепкими ногами, свесив их с заднего борта и сняв сандалии. Солнце грело ноги; голым пальцам было очень приятно от дуновений прохладного соленого ветра.

Эта поездка скорее была приключением, и Джейн с интересом озиралась. Они уже миновали Лимингтон, а дальше она никогда не бывала.

Джейн было шестнадцать, Нику Прайду – восемнадцать. Он жил в Минстеде, который находился в паре миль севернее Линдхерста; она – в деревне Брук, еще в полутора милях севернее от него. Их родители, которые, как большинство родителей, были мудры в таких вопросах, считали Джейн и Ника идеальной парой.

На протяжении веков Прайды селились во многих уголках Нью-Фореста, но Фурзи оставались преимущественно на юге. За исключением семьи Джейн. По какой-то причине – никто не помнил когда – потомки Адама Фурзи подались вверх, ближе к Минстеду. «Фурзи из Минстеда не поладят с другими Фурзи», – замечали лесные жители. И хотя в той местности, где все малоимущие семьи породнились, такие различия, как правило, сглаживались, Фурзи из Минстеда и впрямь оказались в чем-то необычными. Во время Войны Алой и Белой розы один из них пошел в священники, а другой при старом короле Генрихе уехал в Саутгемптон. «Он стал купцом, – пояснял отец Ника. – И говорят, весьма преуспел». Другие Фурзи могли ворчать – дескать, минстедское семейство больно много о себе возомнило, но это не было помехой для Прайдов, которые и о себе думали неплохо. Отцы Ника Прайда и Джейн всегда хорошо ладили, и однажды, десять лет назад, когда отец Джейн перебрался в Брук, отец Ника заметил: «Сдается мне, что твоя Джейн и мой мальчонка Ник составят хорошую пару». И отец Джейн согласился и передал эти слова жене, которая и без того все знала. Так оно и вышло.

В Джейн не было ничего особо примечательного. Широкий лоб, каштановые волосы разделены прямым пробором, темно-синие глаза, невысокая, с широкими ладными бедрами. Мужчины заглядывались на нее. Джейн стряпала, пекла и шила, присматривала за младшими братьями и сестрами; у нее был пес Джек, любивший гоняться за белками, и в маленьком семейном хозяйстве не было ничего, чего бы она не знала.

Еще она умела читать, что было необычно. Вся остальная семья была неграмотной, как и другие в Минстеде и Бруке. Будь ее отец мелким купцом или ремесленником в Лондоне, то, вероятно, тоже бы научился. Но на селе в этом не было нужды. Богатый йомен с большой фермой мог быть важной птицей, однако подписывался крестом, а безденежный писарь выводил имя полностью.

Читать ее никто не учил. Она каким-то образом навострилась сама, по Библии, которую проштудировала в минстедской церкви, и по другим текстам, которые находила при посещении местных рынков. Она не ценила эти знания высоко, поскольку пользы от них было немного, но ее развлекало, когда она узнавала что-то новое. Впрочем, Ник Прайд был вполне доволен. Он так и слышал, как говорит: «Моя жена умеет читать». Это было достаточным достижением, чтобы показать всем: он женился на исключительной женщине. Мужчине это важно.

Когда они поженятся, у Джейн не будет ни золота, ни драгоценностей, ни шелков – все это не было нужно в Нью-Форесте. Но у нее имелось маленькое и скромное украшение, которое она вымолила и которое ей обещали подарить на свадьбу.

Странный деревянный крестик, висевший на шнурке у ее матери на шее. Его отдал ей отец Джейн, когда они поженились.

«Не знаю, откуда он, но в семье был всегда, – сказал он. – Говорят, ему сотни лет. – Он покачал головой. – И впрямь занятная старая вещица, но дед наказал мне: „Храни его. Это твое право по рождению“».

Кедровый крест с затейливой резьбой соприкасался с кожей столь многих поколений, что стал почти черным. Однако в этом семейном талисмане имелось нечто, интриговавшее Джейн с детских лет. Ей нравилось прикасаться к нему и держать в руке. Она пыталась расшифровать резные начертания, как будто в них мог заключаться некий тайный смысл. Она нутром чувствовала, что это так и есть, хотя понятия не имела о послании, отправленном ей предком-монахом почти триста лет назад.

Джейн собиралась надеть его на свадьбу.

Повозку затрясло по лужайке, и вот она выкатилась на галечный берег.

– Гляди! – восторженно вскричала Джейн. – Мы на море!

Альбион раздраженно смотрел на высившуюся впереди крепость. Какого дьявола его добрый друг Горджес настоял на доставке сюда этих людей?! По его мнению, это было пустой тратой времени. Но за бравадой скрывались дурные предчувствия, засевшие глубже. После вчерашнего разговора с матерью он невольно и втайне взирал на крепость в известной панике.

– Эй! – крикнул он часовому. – Ополчение Альбиона!

– Проезжайте, сэр, – донесся ответ.

Они пересекли Пеннингтонские болота, миновали бухту Кихейвена и направились по тропе, достигавшей конца галечной косы, протянувшейся на милю напротив острова Уайт. Справа открытое море. В лазурном небе кричали чайки. И в самом конце косы, бледно поблескивая на солнце, виднелся пункт их назначения.

Херст-Касл. Этот форт, наверное, не построили, если бы не брачные перипетии Генриха VIII. Английским берегам периодически угрожали набегами больше тысячи лет. Но когда папа на каком-то этапе ссоры с Генрихом призвал Испанию и ее соперницу Францию объединить силы и атаковать еретический остров, король решил подготовиться лучше и направил чиновников проинспектировать береговую охрану, а мало мест имело бóльшую важность, чем порт Саутгемптона и Солент. Однако чиновники, увидев укрепления, пришли к простому заключению: бесполезны.

Самым разумным и очевидным было защитить два входа в Солент, чтобы вражеские корабли вообще не смогли воспользоваться этим внушительным прикрытием. На западной оконечности это означало установку пары батарей: одной – на острове Уайт, близ Нидлз, другой – на материке. На острове уже имелась ветхая башня, которую можно было приспособить к делу.

А что касалось материкового побережья – «Бог позаботился о нас».

Длинная изогнутая галечная коса, протянувшаяся сразу ниже Кихейвена, была и правда идеальным участком, Божьим даром. Она заканчивалась широкой площадкой; давала обзор самой узкой части канала, впадающего и выходящего из Солента. Был отдан приказ немедленно возвести земляной вал с огневыми позициями – бастион. Но король Генрих захотел большего, и вскоре началось строительство.