Она заставила его купить себе новый костюм, и теперь Томас мог без всякого стеснения предстать перед любым адвокатом или швейцаром фешенебельного отеля. Правда, сам он предпочитал пиджак горохового цвета, доставшийся ему от умершего здоровяка-норвежца, который все еще был в приличном виде, и ему не хотелось зря сорить деньгами.

До них в порту приземлился самолет, на котором возвращались лыжники с какого-то курорта, и весь зал ожидания был заставлен их багажом и лыжами. Ярко одетые мужчины и женщины громко разговаривали, смеялись, многие из них были не совсем трезвы. Он разыскивал свой чемодан, стараясь подавить в себе антиамериканские чувства.

Он взял такси, хотя это, конечно, было дорогое удовольствие. Но в противном случае ему пришлось бы долго ждать автобуса, потом толкаться всю дорогу в нем от аэропорта до Нью-Йорка, потом таскать чемодан по улице в поисках такси.

– Отель «Парамаунт», – сказал он водителю и, устало откинувшись на спинку заднего сиденья, закрыл глаза.

Оформив документы, он поднялся в свой маленький темный номер и сразу позвонил врачу. Он мог бы поехать к нему на прием немедленно, но медсестра сказала, что доктор будет только завтра, после одиннадцати. Что делать? Раздевшись, он лег в кровать. Было только шесть часов по нью-йоркскому времени, но в Ницце, из которой он прилетел сейчас, одиннадцать. Все тело ныло, он чувствовал себя усталым, как будто провел без сна двое суток.

– У вас частичное отслоение сетчатки, – сказал ему врач. Он долго и тщательно обследовал его глаза, и эта процедура оказалась довольно болезненной. – Боюсь, придется показать вас хирургу.

Томас кивнул. Ну вот, грозит еще одна травма.

– Сколько будет стоить операция? – спросил он. – Видите ли, я – работяга и не могу платить по расценкам, принятым на Парк-авеню.

– Я вас понимаю, – ответил доктор. – Я постараюсь объяснить доктору Халлиуэлу. Ваш телефон есть у медсестры?

– Да, есть.

– Она позвонит, скажет, когда нужно будет явиться в больницу. Я передам вас в хорошие руки. – Он улыбнулся, стараясь вселить в Томаса уверенность. У него были большие, ясные глаза, никаких швов, никаких повреждений сетчатки.

Через три недели Томас выписался. Лицо у него было изможденное, бледное, врачи предупредили его, что он длительное время должен избегать резких движений, сильного напряжения. Том за эти три недели потерял фунтов пятнадцать, и теперь воротничок рубашки свободно ерзал по шее, а костюм висел на нем, как на вешалке.

Но зато предметы вокруг утратили свое двойное изображение, и при повороте голова больше не кружилась.

За все пришлось выложить более двенадцати сотен баксов, но операция стоила того.

Он снова поселился в отеле «Парамаунт» и позвонил Рудольфу.

Тот сам подошел к телефону.

– Руди, – спросил Томас, – ну как поживаешь?

– Кто это?

– Это я, Том.

– Том! Где ты?

– Здесь, в Нью-Йорке. В отеле «Парамаунт». Может, встретимся?

– Конечно. – Чувствовалось, что Рудольф на самом деле рад его звонку. – Приезжай ко мне немедленно.

Перед входом в подъезд дома Рудольфа его остановил швейцар, плевать ему было, новый на нем костюм или старый. Когда он назвал свое имя, швейцар нажал кнопку домофона.

– Мистер Джордах, к вам пришел мистер Джордах.

Томас слышал, как брат сказал:

– Прошу вас, пусть поднимается.

По мраморному полу вестибюля он прошел к лифту.

Несмотря на надежную защиту, его все же достали, подумал Том о брате с сожалением.

Дверь лифта открылась. Перед ним в коридоре стоял Рудольф.

– Боже, неужели это ты, Том? – воскликнул он, пожимая ему руку. – Как я обрадовался, услышав твой голос.

Сделав шаг назад, он критически осмотрел Тома с головы до ног.

– Что с тобой? – спросил он. – У тебя такой вид, словно ты долго болел.

Томас хотел было ответить, что он сам выглядит нисколько не лучше, но сдержался.

– Все расскажу, – сказал Том, – если дашь что-нибудь выпить.

Врач предупредил также, чтобы он не очень налегал на спиртное.

Рудольф проводил его в гостиную, где все было точно так, как в прошлый раз, – так же удобно, так же просторно, – место, предназначенное для приятных семейных событий, а не для бед и неудач.

– Виски? – спросил его Рудольф.

Томас кивнул. Руди налил один стаканчик для него, второй – для себя. Он был в костюме, рубашке с галстуком, как будто находился в своем офисе. Томас наблюдал, как он вынимал бутылки из бара, как маленьким серебряным молоточком колол в ведерке лед. С тех пор как Томас видел его в последний раз, брат явно постарел, вокруг глаз и на лбу залегли глубокие морщины. Да и движения стали какие-то другие – неуверенные, замедленные. Он долго не мог найти открывалку для бутылки с содовой. Потом колебался, не зная, сколько долить содовой в каждый стакан.

– Садись, садись, – приговаривал он. – Рассказывай, какими судьбами оказался здесь, в Нью-Йорке? Давно ли приехал?

– Около трех недель назад. – Взяв свой стакан, он сел на деревянный стул.

– Почему же не позвонил? – спросил Рудольф, явно огорченный и даже обиженный.

– Пришлось лечь в больницу на операцию, – объяснил Томас. – На глазах. Когда я болею, то предпочитаю одиночество.

– Знаю, – сказал Рудольф, усаживаясь на стул напротив.

– Ну, сейчас, слава богу, все в порядке, – сказал Том. – Нужно какое-то время, чтобы все это пережить, вот и все. Ну, будем здоровы! – Том поднял свой стакан.

Он всегда произносил этот тост, когда пил с Пинки Кимболлом и Кейт.

– Будем! – эхом отозвался Рудольф. Он в упор посмотрел на брата. – Да, Том, ты теперь уже не похож на боксера.

– А ты – на мэра, – ответил Томас и тут же пожалел об этих обидных словах.

Но Рудольф лишь рассмеялся:

– Гретхен сказала, что написала тебе обо всем. Да, мне чуть не повезло!

– Она написала, что ты продал свой дом в Уитби, – сказал Томас.

– Какой смысл было там оставаться? – Рудольф задумчиво гонял кубики льда в стакане. – Мы там, в Уитби, достаточно пожили. Инид сейчас гуляет с няней в парке. Они вернутся через несколько минут. Можешь ее увидеть. А как твой мальчик?

– Отлично, – сказал Томас. – Ты бы послушал, как он тараторит по-французски! Он управляется со всем на борту гораздо лучше меня. И теперь никто не заставляет его маршировать на плацу.

– Как я рад, что все обошлось, – сказал Рудольф. Казалось, он говорит искренне. – Сын Гретхен, Билли, служит в Брюсселе в штаб-квартире НАТО.

– Знаю, она мне писала. Она говорит, что это ты все устроил.