А пока о ногу Дарлинг трется один из ориенталов, с требовательным мурлыканием прибежавший на кухню, как только хлопнула дверца холодильника.

— Ну привет! — говорит Дарлинг. — Хочешь есть? А где твой брат? Или у тебя сестра?..

В холодильнике Дарлинг находит кошачьи консервы и щедро вываливает их на блюдце. Кошек снова две, смотреть, как они едят, — сплошное умиление. Никакой толчеи, никакой борьбы за кусок — сплошные деликатность и аристократизм.

Но в какой-то момент кошки прекращают есть, и это не связано с насыщением. Они синхронно поднимают морды, к чему-то внимательно прислушиваясь.

— Что, кто-то еще проснулся?..

Даже если и проснулся — на кухню он не спешит. Шагов поначалу тоже не слышно, во всяком случае человеческих. И лишь мгновение спустя, когда Дарлинг уже решает вернуться к недоеденному банану, раздается этот звук.

Как будто по коридору несется крупное животное.

Оно намного крупнее кошек; кошки легкие, почти невесомые, и пришли на кухню совершенно бесшумно. А в доме, кроме них, есть только одно четвероногое — Амаку. Предстоящая встреча с Амаку нервирует Дарлинг: совершенно неизвестно, как поведет себя пес на этот раз. До сих пор он не выказывал дружелюбия, и Дарлинг всякий раз приходилось спасать кому-нибудь из домашних. С другой стороны, и откровенной агрессии он не проявлял, просто подкрадывался незаметно и щерил клыки. Амаку, пропади он пропадом, — такой же бесшумный, как и кошки. Но может, по утрам, когда дом еще спит, его поведение меняется?

Он становится подвижнее и позволяет обозначить свое местоположение.

Бег по коридору продолжается, хотя Дарлинг трудно определить, с какой стороны движется Амаку: из гостиной в сторону кухни или, наоборот, к кухне со стороны маленького предбанника перед черным ходом. Это расстояние можно покрыть за несколько секунд, но секунды накапливаются и складываются в минуту, а на пороге кухни так никто и не появился.

Животное — любое животное! — не будет гарцевать на месте.

— Что за хрень! — вслух произносит Дарлинг, чтобы хоть как-то подбодрить себя. А потом обращается к кошкам: — И часто у вас проходят такие марафоны?

Кошки смотрят на Дарлинг своими удлиненными прозрачными глазами (до чего же они похожи, прямо братья-близнецы, или сестры-близнецы, или — Дарлинг и Кристиан в своей прошлой/будущей животной ипостаси) — и не отвечают. Но и им не нравится происходящее в коридоре. Уши, прижатые к черепам, и вздыбившаяся короткая шерсть на холке явно на это намекают. А магнитола на окне, до этого работавшая совершенно исправно, начинает шипеть и потрескивать: музыкально-ностальгическая виниловая волна ушла безвозвратно.

— Эй! — Голос Дарлинг предательски дрожит, и это не нравится ей. — Эй, кто там развлекается?.. Может, пойдем посмотрим?

Вопрос снова адресован кошкам, но те вовсе не горят желанием покидать кухню. Они напуганы не меньше Дарлинг. И это совсем не вяжется с их всесилием и особым знанием, которое не дано простым смертным. Кошки оказались самыми обычными, хотя и породистыми, а истории про них — миф, придуманный Даша, чтобы ее дети не скучали. И сколько еще мифов было вывезено из Африки вместе с кошками — одному богу известно.

Наверное, он также в курсе того, что происходит сейчас в коридоре. Но и Дарлинг больше не хочет оставаться в неведении. На цыпочках подойдя к двери и еще раз оглянувшись на кошек, она осторожно выглядывает в коридор.

Пустота.

Ни намека на чье-либо присутствие. Дарлинг уже готова вздохнуть с облегчением (и чего только не померещится с перепоя!), как звук, стихший на долю секунды, снова появляется. Он идет со стороны черного хода и становится явственнее: так и есть — кто-то мчится прямо сюда, перебирая мягкими лапами. Это не пес. Не Амаку. Это вообще никто.

Пустота.

Шаги невидимого зверя неумолимо приближаются к Дарлинг. И, приблизившись, замирают. А у нее в руках нет ничего, чем можно было бы защититься: только банка с тоником и нелепый кусок банана. Этим дерьмом не отобьешься!.. Этим дерьмом нельзя было бы отбиться и от самого настоящего пса, из плоти и крови, что уж говорить о…

О ком?

Дарлинг вдруг с тоской вспоминает Коко и ее потрясающее умение хлопаться в обморок при одном только намеке на неприятные или страшные события в окружающем ее мире. И приходить в себя только тогда, когда последствия этих событий — самым чудесным образом — оказываются сведенными к нулю. Вот бы сейчас счастливо отрубиться! И быть возвращенной к жизни кем-нибудь абсолютно реальным (она согласна даже на Анн-Софи; даже на малышку Лали, водящую дружбу с пауками и ящерицами). Она согласна перетерпеть чувство неловкости, которое в таких случаях неизбежно возникает. Она согласна на все, кроме невидимки, остановившегося напротив нее.

Но все спасительные обмороки, судя по всему, экспроприированы Коко. А Дарлинг вынуждена пребывать в постылой ясности сознания. И оно фиксирует, что бег зверя начался снова. Но не в сторону Дарлинг. Звук удаляется по коридору и стихает где-то в районе гостиной со скульптурами.

Неужели пронесло?

Дарлинг чувствует, как по ее вискам струится пот, а пальцы так сжали банан, что он превратился в маловразумительную кашицу и прилип к ладони. Пошли вы к черту с вашими шаманскими штучками!

Теперь, находясь в относительной безопасности, она может позволить себе обернуться. Кошки переместились к окну, одна из них даже прыгнула на подоконник и сидит теперь рядом с магнитолой. Магнитола тоже вроде бы пришла в себя — во всяком случае, шум и неприятное потрескивание исчезли, и из нее снова льется музыка. Знакомая Дарлинг — и это гораздо более близкое знакомство, чем знакомство с адресом на стикере.

L’amour, la mort[10].

Клочок из саундтрека к A Bout De Soufflé, заглавная тема предательницы Пат из пятьдесят девятого.

Это уж слишком!

Дарлинг пробкой вылетает из кухни, в два прыжка достигает маленького предбанника и, едва не содрав с двери москитную сетку, оказывается на улице. Здесь ее встречает раннее камбоджийское утро — без привычной прохлады, но с бесцветным и таким сильным дождем, что, кажется, он не только падает с неба, но и брызжет фонтанами из земли и из стен. То, к чему она успела привыкнуть за почти двое суток пребывания в Камбодже: дожди здесь заканчиваются очень быстро. Просто промежутки между ними короткие, вот и получается один сплошной тропический ливень.

Маленький сад еще хранит воспоминания о вчерашнем торжестве, на котором Дарлинг так и не удалось поприсутствовать толком: несколько бутылок шампанского разной степени наполненности так и остались стоять на столах. Тарелки с остатками бутербродов и тарталеток никто не убрал. Столы засыпаны конфетти и разноцветными лентами, на креслах валяются пледы и несколько больших мягких игрушек Лали.

И — саксофон Кристиана.