– Какие ворота?

– А ось ци, сзаду мэнэ.

Только сейчас Жихарев заметил решетку, которая преграждала им путь наверх.

– Что ты с ними сотворил? – гневно выкрикнул Жихарев и бросился к решетке, схватился за створки, стал трясти, пытаясь их развести в стороны. Но толстые прутья стояли мертво, недвижимо.

– То не я. То оны.

– Кто? Тут никого нет!

– Есть. Мэнэ чуть не застрелыв.

Начиная что-то понимать, Жихарев вновь с яростью стал трясти решетку.

– Подмогни, Шило! И ты, Дробязко!

И они, все трое, дружно навалились на решетку, пытались с разбегу свалить ее, затем трясли, пинали ногами. Но все было тщетно: решетка не поддавалась.

– Не мучайтесь, бандиты! – крикнул вниз Кольцов. – Это все же банк! Все против вас рассчитано!

В ответ на голос Кольцова Жихарев выхватил револьвер, просунул его сквозь прутья решетки и в бешеной злобе и бессилии стал палить вдоль ведущей вверх лестницы.

Вверху, на первом этаже, разлеталась штукатурка, падала к ногам Кольцова и Красильникова.

Когда Жихарев прекратил стрельбу и еще не рассеялся дым, он услышал все тот же голос:

– Жихарев! Прибереги хоть один патрон: пригодится!

Жихарев в бессилии опустил отстрелявшийся револьвер и поднял голову. Вглядываясь в дымную синеву, сказал наверх:

– Вроде голос знакомый? Это вы, комиссар Кольцов?

– Узнал?

– Я вас раньше узнал. Еще там, на базаре. Больше недели назад.

– Я тоже там тебя узнал, Жихарев.

– Выходит, вы все свое время на меня тратили? А я-то думал, что вы сбежали.

– Не угадал.

– Выходит, что так.

– И прогадал.

– Значит, постреляете?

– Я в людей не стреляю. Один раз в жизни было такое, всю жизнь жалею.

– Но мы ж тоже люди.

– Вы – не люди. Вы бандиты, грабители. Но все равно я не стану руки пачкать. Посидите тут, поголодаете. Может, друг дружку съедите. А нет, постреляетесь.

– Шутки шуткуете, – Жихарев изобразил нечто подобное улыбке.

– Нет.

– И все же, может, как-то столкуемся? У меня есть что предложить.

– Говори.

– Вы нас выпускаете, а я за это не выдаю вас ни Врангелю, ни туркам. Заметьте, вы уже больше недели здесь, я вас узнал, но не выдал. А мог бы. Еще и крест какой-нибудь на грудь бы повесили. Понимаю, вы сюда не на прогулку прибыли. Вот и делайте свое дело, я вам препятствовать не буду. А потом спокойно уезжайте. На том и расстанемся.

– Нет, Жихарев, не договоримся. Понимаешь, есть такое слово – «совесть», оно тебе незнакомо. Так вот, моя совесть не позволит оставить ни тебя, ни твоих напарников-бандитов живыми. Не имею права. Слишком много горя, страданий, смертей вы посеяли вокруг себя.

Эти слова Кольцов сказал жестко. Жихарев понял: ни договариваться, ни просить пощады – ничто уже им не поможет. Но есть еще случай, стечение обстоятельств, везение: остается надеяться только на них. Бывает, человека вешают, а веревка обрывается. И ему по закону оставляют жизнь.

Жихарев поверил, что нечто подобное произойдет с ними. И гневно закричал:

– Слушай, комиссар! Мы живучие! Мы выживем! И когда мы выйдем отсюда, сдадим вас самому Врангелю. Уверен, он с благодарностью примет такой подарок.

– При чем тут Врангель? И при чем тут мы? – ответил Кольцов. – Поговорим о вас. Вы нарушили турецкие законы. Они жестокие, но справедливые. За воровство отрубают руку, грабителей вешают.

И еще Кольцов подумал, что, прежде чем уйти, он должен лишить бандитов даже самой малой надежды на спасение. И сказал стоящим рядом с ним Красильникову и Болотову:

– Подождите, я еще кое-что сделаю.

Он прошел в кабинет управляющего, который пока не успел обжить Болотов, но видел там бумагу и чернила. Присел за большой стол, макнул перо в чернила и вывел:

«Полиции Константинополя! Уважаемые господа…»

Писал он торопливо, без остановок. Вероятно, еще раньше, когда у него только возникла мысль о «мышеловке», он продумывал и этот текст, который окончательно вызрел только сейчас.

Закончив писать, он вернулся к Красильникову и Болотову.

– Ну, что там? – он указал вниз, на подвал.

– Матерились. Угрожали. А теперь смолкли, должно быть, думают.

– Это хорошо. Я им еще кое-что подкину для размышлений, – Кольцов обернулся и крикнул вниз, в подвал: – Господа бандиты! Слышите меня?

– Говори, комиссар, – отозвался снизу Жихарев.

– Послушайте письмо, – сказал Кольцов. – Оно адресовано не вам, но вы обязаны знать его содержание! Мы оставим его здесь, на видном месте, чтобы те, кто придет вас вызволять, знали, с кем имеют дело.

После чего Кольцов склонился к листку, стал читать:

– «Полиции Константинополя! Уважаемые господа!..» – и, выдержав длительную паузу, прислушался, как реагируют бандиты.

Они молчали.

Кольцов подошел к лестничному парапету, глянул в подвал. Они, все трое, обреченно стояли возле решетки, держась руками за ее толстые стальные прутья.

Наконец отозвался Жихарев:

– Читай дальше, комиссар, свой роман. Это не ты ли написал про Монтекристу?

– Тоже пытаешься шутить? На что-то еще надеешься? – спросил Кольцов. – Тогда слушай продолжение. Оно еще больше вас позабавит! – и он продолжил: – «…Оставляем вам в ограбленном русском банке трех грабителей, пойманных на месте преступления. Это их вторая попытка ограбить этот банк, такая же неудачная, как и первая. Все трое являются профессиональными грабителями, к политике никакого отношения не имеют. Жихарев хорошо известен. Во время войны он грабил и белых, и красных, разорял покинутые богатые дома, убивал мирных жителей. Был приговорен советским судом к смерти, но с помощью такого же бандита, как и он сам, сумел бежать из тюрьмы крымского города Феодосия.

Рассчитываем на ваш справедливый суд. Могли привести приговор в исполнение сами, но, являясь гражданами другого государства, по всем международным правилам не считаем это возможным».

Закончив читать, Кольцов спросил у бандитов:

– Надеюсь, всем все понятно.

Бандиты молчали. Может, лихорадочно размышляли, как освободиться? Впрочем, уже убедились, что тяжелую решетку им ни вырвать, ни сломать.

– Мы уходим. С вами прощаемся навсегда. Для утешения скажу: дня через три-четыре вас освободит из этого подвала турецкая полиция, будут судить и воздадут каждому по заслугам.

Болотов, Красильников и Кольцов направились к выходу. Болотов шел последним, он и погасил в доме свет. Бандиты кричали им что-то вслед.