«зелёные фуражки» ведут отчаянный бой с в десятки раз превосходящим врагом и ждут помощи, не зная что её не будет, и покупающие ценой своей гибели время для развёртывания частей прикрытия границы. Когда кончаются патроны, бросаются в штыки, понимая, что шансов добежать до врага очень мало. Выжившие псы из горящих, полуразрушенных вольеров, злобно рыча, несутся вперёд и, прежде чем погибнуть под градом пуль, кое-кому из них удаётся порвать горло неудачливому «нарушителю границы».

…Усталые, оборванные бойцы, давно потерявшие связь с командованием и вчера похоронившие умершего от ран лейтенанта, обессилено залегают в пыльных кустах, с несколькими патронами для «мосинок» и одной неполной лентой для «Максима». Знающие, что уже не уйдут от надвигающегося с запада треска моторов мотоциклов и надеющиеся, только успеть выпустить всё что у них есть перед гибелью.

– Хватит!!! Прекратите! Это всё неправда! – внезапно раздался крик в кабинете. Саша и следователь вздрогнули и дружно обернулись к девушке. Та вся дрожала от гнева, по щекам её текли слёзы.

– Товарищ сержант! Немедленно успокойтесь! Что за истерика? Смирно! – опомнился Круглов.

– Товарищ старший майор, но он же… – пыталась сказать девушка.

– Я сказал – смирно! Команда не ясна?! – перебил её следователь.

– Есть… смирно… – она встала и выпрямилась, сложив руки по швам и выпятив грудь. По щекам медленно ползли слёзы. Не мигая, она смотрела поверх голов.

– Приведите себя в порядок, сержант! На сегодня свободны! Выполнять! – властный голос Круглова словно подстегнул девушку, и она бросилась бежать, даже забыв ответить по уставу.

– Мда… ну и историю вы рассказали. Даже меня пробрало… Как вживую это представил… – следователь снял фуражку и провёл рукой по голове. – И с Катей неудобно вышло. Не ожидал, что её так проймёт. У вас талант выдумывать разные ситуации… – усмехнулся он.

– Это не выдумки, товарищ старший майор. Всё, что я рассказал, это правда. И она сбудется, если вы ничего не сделаете чтобы этому помешать. К тому же… – Саша тяжело вздохнул. – Это только часть того что случится. Самые ужасные вещи я не говорил.

– Это какие? – с удивлением спросил старший майор.

– Обращение немцев с местным населением. Зверства вермахта и СС. Случаи людоедства в блокадном Ленинграде… – смотря прямо на следователя, произнёс он.

– Что? Какое людоедство? Вы совсем спятили? – с недоверием спросил Круглов.

– Нет, не спятил. Когда немцы окружили город, люди начали голодать. Главные продовольственные склады были уничтожены, жители начали есть кошек, собак, крыс… а самые опустившиеся и людей. Норма хлеба в день на одного человека, жителя города, иногда составляла 125–150 грамм. У военных чуть больше. Вы представляете себе что такое 125 грамм хлеба в день? – голос Саши дрогнул. – Нет, не представляете! И я не представляю! А люди это ели! Знаете, что ещё они ели? – его понесло, рассказы стариков, переживших блокаду, всплыли в памяти.

Круглов хотел что-то сказать, но Александра уже было не остановить.

– Они ели кожу, понимаете? Кожу сапог, ремней, курток! Ещё делали суп из мучного и строительного клея, который соскребали под обоями! Как думаете, вкусно это было?! Ах да, я забыл про деревья, их тоже ели! И при этом, даже не тронули животных в зоопарке, представляете? Умирали от голода, но не ели их! Люди умирали в промёрзших квартирах, просто засыпали и всё! Иногда целыми семьями, потому что некому было сходить за продуктами, сил не было! Умирали и прямо на улицах, когда везли на санках трупы своих детей и родителей! Блядь, да вы ни хрена не можете этого представить!!! Это надо испытать самому! Я читал дневник одной маленькой девочки, Тани Савичевой… Она сейчас ещё жива… – голос Саши дрожал, он едва удерживался от того чтобы не орать. – Эта девочка похоронила всех своих родственников, которые умирали один за другим, мать, бабушку, сестру, дядей! И знаете, что в конце она написала? «Савичевы умерли… умерли все… осталась одна Таня». Голод не отпустил её… Ослепшая, она умерла через несколько лет от расстройства кишечника.

С трудом взяв себя в руки, Саша встал и дрожащей рукой потёр шею. Круглов тоже молчал. Наконец, каким-то хриплым голосом спросил:

– И что, не могли прорвать блокаду? Не могли наладить поставки продовольствия?

– Не могли… Старались, но не могли… – на Александра навалилась какая-то усталость. – Естественно, пытались. Десятки тысяч человек ложились в землю, пытаясь прорвать удавку вокруг города, но немецкие солдаты не зря считались первоклассными бойцами в Европе, они хорошо укрепились и держали оборону. По замёрзшему льду Ладожского озера проложили дорогу, целые колонны грузовиков с продуктами отправлялись в город, вывозя обратно выживших. Немцы бомбили и обстреливали эту «дорогу жизни», иногда грузовики уходили под воду так быстро что водитель не успевал спрыгнуть. И при этом, жители города продолжали работать на заводах, выпускать вооружение и технику… и умирали за станками. Ходили в театр и умирали во время представления… Весь город постепенно становился одним огромным кладбищем! – стукнул по столу Саша.

Внезапно, кое-что вспомнив, он зло посмотрел на Круглова.

– Но есть ещё одна мрачная и зловонная страница в этой истории… Вы, конечно, мне не поверите, но в моё время, все ваши тайны были раскрыты и я знаю что говорю!

– Вы о чём, Александр Григорьевич? – насторожился следователь.

– Дело в том, товарищ старший майор, что пока простые жители города умирали, кое-какие привилегированные лица жрали хлеб, мясо, фрукты без ограничений… По спецпайкам! Например, товарищ Жданов. Всё городское и областное руководство не знало ограничений! В столовой, в Смольном, было всё! Фрукты, овощи, икра, пирожные… Ешь, не хочу! Блядь, при любой власти находятся такие мрази, которым хочется больше чем остальным! Которые считают, что обладая связями и должностями, имеют право на лучшее питание и обслуживание, в ущерб другим! А вот хрен вам, суки! Не имеете вы права кроме как пулю в лоб, скоты вонючие! Думаете, что самые умные и вас ограничения не касаются? Ошибаетесь! Не хотите? Заставим быть как все, ублюдки поганые, не хрен высовываться, когда все страдают! – в бешенстве кричал Александр, потеряв самообладание. Как же он ненавидел сейчас этих партийных чиновников, проповедующих равноправие и живущих как баре! И в своём времени и в этом были такие кадры… Рвал бы таких на части заживо!

Сильнейший удар в лицо свалил его