— У нас тут есть мой старый кот Том-Том, — представил Кармоди кота.

— Вам не кажется, что Том-Том чем-то недоволен?

— Да? Он всегда устраивает мне взбучку после долгого отсутствия. Хотя на этот раз, пожалуй, он действительно сильно разозлился. В чем дело, Том? Пойди посмотри на это животное. Я думаю, его вывела из себя эта трехэтажная лягушка, расположившаяся прямо в его любимой песочнице. Спокойно, Том-Том. У нас гости, веди себя прилично. Я бы не рекомендовал пожимать ему лапу, Стебинс, пока он не придет в себя. Том у нас старый боец, который все еще слышит звук гонга, и заводится он с полоборота, если к нему подойти с той стороны, где нет глаза. Долгие годы, проведенные на причале в обществе собак, сделали его слегка невменяемым. Том, Да успокойся же ты ради Бога! Ты меня огорчаешь.

Теперь Том терся своими огромными желтыми яйцами, похожими на сваренные вкрутую желтки, о штаны Кармоди, не переставая оглашать округу горестным мяуканьем.

Он до сих пор выглядит угрожающе здоровым, — заметил Стебинс. — Могу себе представить, каким он был в расцвете сил.

Настоящим сорвиголовой. Чистый смерч из зубов и когтей. Однажды, когда мы жили с ним на «Коломбине», он порвал в клочья огромного лохматого бедлингтона. Какой-то бродяга, искавший работу, не поверил мне, когда я посоветовал ему оставить пса на причале. Не стал меня слушать. Пес только лапу поставил на борт, как Том бросился на него с рубки и начал драть бедной скотине голову, как куница, которых показывают в шоу для садоводов. А отделав пса, он переключился на его хозяина. Если бы на голове у этого болвана не было капюшона, Том попросту снял бы с него скальп.

Единственный ядовито-зеленый глаз кота был глубоко посажен на огромной видавшей виды голове, которая покоилась на массивной шее. За ней следовали широкие плечи, еще более широкая грудная клетка и огромный зад размером с баскетбольный мяч. Однако, несмотря на свою тучность, он выглядел ловким и подвижным. Когда Кармоди высвободил наконец свою ногу и миновал расщелину в фанере, чтобы добраться до настоящей двери в свой дом, кот пулей пролетел мимо него и свернул за угол. И когда хозяин, набрав код, наконец открыл дверь, кот встречал его уже в прихожей, и его вид свидетельствовал о том, что он готов продолжить свою обличительную речь.

— Никто так и не смог узнать, как ему это удается, — хвастливо заметил Кармоди. — Когда я перестраивал дом, я договорился с плотниками, что они сделают его абсолютно непроницаемым для медведей, енотов и опоссумов, учитывая те проблемы, которые были с ними связаны прежде. Но рабочим не удалось добиться котонепроницаемости. Входи, только оставь дверь открытой, чтобы шел свежий воздух. Черт, здесь действительно сыро, как в лягушачьем брюхе.

Кармоди двинулся вперед, зажигая по дороге свет. И Стебинс понял, что внутренняя отделка дома была такой же реставрацией былых времен, как и фальшивый фасад вигвама. Высокие потолки украшала тяжелая лепнина, окна были прикрыты двойными шторами. Стены покрывала панельная обшивка из орехового дерева, обклеенная обоями с цветочным рисунком. Старинная мебель выглядела как новенькая, словно неведомый пират перенес ее сюда из какого-нибудь зажиточного городка столетней давности. Торшеры с шелковыми абажурами склонялись к спинкам кресел в стиле чиппендейл, как услужливые дворецкие. Терпеливо тикали тяжелые дедушкины часы с позолоченным маятником в ожидании, когда можно будет пробить новый час, а барометр в медной оправе на стене показывал, что давление стабильно.

В столовой в высоком буфете за резными застекленными дверцами виднелся костяной фарфор. Оба конца обеденного стола из вишневого дерева были полностью сервированы — столовое серебро, салфетки и все прочее застыло в терпеливом ожидании. Однако густой налет жемчужной Квинакской пыли свидетельствовал о недостатке едоков. Похоже, этой комнатой не пользовались в течение уже многих лет. И Стебинсу пришло в голову, что в проеме раздвижных дверей, вероятно, висит невидимая цепочка с вывеской «Экспонаты руками не трогать».

На кухне такой невидимой цепочки не было. Этим вычищенным до блеска помещением явно пользовались, и оно было битком набито всяким оборудованием. Все поверхности были усеяны подставками под кофейные чашки, в сушилке громоздилась вымытая посуда, повсюду виднелись следы подпалин. Дверца холодильника заклеена памятками, а стеклянная морозилка забита бумажными упаковками с мясом. Все пакеты были тщательно надписаны карандашом — какая именно дичь в них находилась, когда она была убита и когда заморожена. Не говоря ни слова, Кармоди принялся рыться в замороженных пакетах, пока не выбрал два. Запихав их в микроволновую печь для размораживания, он снова начал рыться, на этот раз уже в буфете. Наконец ему удалось отыскать необходимое на верхней полке кладовки за банками с маринадом и соленьями.

— Эврика! — вскричал он, осторожно спускаясь с табуретки и держа в руках двухлитровую банку с зеленоватой жидкостью, внушавшей на вид такое же отвращение, как котячий глаз. — Я знал, что могу кое-что противопоставить твоему виски.

— Выглядит забористо, капитан. И что ты собираешься с ней делать? Протереть полировку на фамильной мебели?

— Подожди, подожди, — пропыхтел Кармоди, отвинчивая проржавевшую крышку. — Сейчас я тебе покажу, что крутые режиссеры-яхтсмены не единственные набобы, имеющие доступ к экзотическим яствам и напиткам. — И он ткнул пальцем в один из пакетов с мясом. — Я — простой рыбак, но сомневаюсь, чтобы ты когда-нибудь пробовал нос американского лося. ПАПы называют его «Мясным рулетом власти». Думаю, и печень полярного медведя, зажаренную в масле мандрагоры, ты не едал — специальное соединение для наших жезлов, так, по крайней мере, мне говорила прабабушка Вонг… и готов заложиться на фунт стерлингов, что несмотря на все свои путешествия в Голуэй, ты никогда в жизни такого не нюхал!

Кармоди торжественно снял крышку, и Стебинс склонился над изумрудной жидкостью.

— Лакрица, — диагностировал он. — Это просто Перно.

— Ха-ха! Фиг тебе лакрица! Это анис, к твоему сведению, и это не «просто Перно». Это абсент, полынная водка. Горькая звезда Полынь собственной персоной. Я еще в конце века обменял в Барроу у одной румынской шаманки сорок девять костей из медвежьих членов на целый ящик таких банок. Она утверждала, что это последние в мире запасы артемизии, а то, что ты держишь в руках, — это последнее из последних. Попробуй, глотни. Только осторожно, с должным почтением…

Стебинс нахмурился и сделал маленький глоток, и через мгновение на его лице появилось выражение блаженного облегчения.

— Черт! Вот это да! Наверное, эта румынка прожить не могла без медвежьих хуев.

— Она еще гадала в заднем помещении своего магазинчика, и в одном из гаданий она пользовалась стеблями тысячелистника. Наверное, она решила, что медвежьи хуи обеспечат ей более тесный контакт с первозданными силами природы, чем дохлые стебельки. Так, это сигнал разморозки. Прошу прощения, мистер Стебинс, мне надо заняться Мясом власти. За этой жалкой ширмой находится моя берлога. Думаю, вы найдете там сифон и пару стаканов. Если я правильно помню, у вас в высшем свете принято освежаться из стаканов, а не из горлышка. Выключатель по левому борту.