Но даже и этого было мало. Да, Ярина помнила значение каждого знака и каждой чёрточки, те самые «чръты и рѣзы» были для неё открытой книгой, затверженной давно и назубок.

Одна руна, другая, третья… Сложные, переплетающиеся линии, угадывающиеся в них скрытые формы и смыслы. Похоже на чертежи, что любила чертить в прошлой жизни другая Молли Блэкуотер, да только если те чертежи говорили об устройстве машин, то эти – о самом мироздании.

Коль выберемся, вдруг подумала Молли, не отстану от госпожи Старшей, покуда все эти знаки не выучу!

Ярина работала споро, часть чертила прямо на камне рукою Молли, и – о чудо! – яркие белые линии вспыхивали сами по себе; часть выкладывала из того, что было, – из обгорелых веточек, падавших со светлого древа. Хорошо ещё, что это не настоящие пальцы, хотя больно Молли было так, словно и впрямь пальцы рубили один за другим.

Волны огня, словно прибой о скалу, разбились о призрачную, наспех возведённую преграду. Кто-то зарычал от боли, кто-то заскулил, кто-то вскрикнул и заплакал – Молли не видела.

Пламя закручивалось в тугую спираль. Оно ярилось и билось в гневе, ненавидя эти новые тенёта и оковы, но Молли не поддавалась – и воля её оказывалась сильнее.

Огненный бур сжался, заострился и грянул прямо в стену пещеры. Пол заходил ходуном, полетели во все стороны брызги расплавившегося камня. А Молли всё гнала и гнала пламя туда, к поверхности, однако в то же время и готовя ему новую темницу.

И вот оно, вот – последний слой, последняя преграда!..

* * *

Остров Крови вздрогнул, от самых его корней глубоко под морским дном до верхушки Алой Горы. На обращённой к северу его стороне, невдалеке от уреза прибоя, на склоне вдруг расцвёл чудовищный цветок, красный, коричневый, чёрный и багровый. Пламя и дым вырвались на свободу, огненный язык протянулся далеко в море, обрушивая туда град мелких и крупных обломков скалы; и Анея Вольховна, так и сидевшая, привалившись спиной к камню, позволила себе выдохнуть.

Cумели, молодцы. Развернули. Остаётся ждать – и уходить.

Уходить, оставив Предславу; да, оставить, Анея! Мёртвые поймут, они с предками нашими ныне, присматривают за нами, живыми, нас хранят, помогают чем могут…

Глаза защипало.

Прости, сестрица милая, но, я знаю, и ты сделала б то же самое, что я.

Ну а ты, внучка, давай пошевеливайся, не закончено ещё начатое!

* * *

«Полдела исполнила! – каркнул голос госпожи Старшей. – Теперь огонь усмиряй, как со мной делала! Как под Чёрной Горой!..»

Легко сказать!

Руны завернули огонь, да, но новые его массы поднимались из глубины. И предстояло ей вновь проделать то, что свершила, казалось сейчас, в совершенно иной жизни, давным-давно. Проделать самой, без подсказки, без поддержки двенадцати умелых чародеев… ну и задачка!

Отступал, прикрываясь щитами пустоты, Нетопырь; Молли казалось, она ещё слышит его неразборчивые проклятия.

Огонь нашёл себе выход, но сейчас уже Молли накидывала ему цепь на шею, словно герой варварских сказок Nikita Kozhemyaka, что запряг крылатого змея в соху, заставив того работать, а не гонять почём зря по небу, похищая девиц.

Стирала пылающие руны, строила новые заклятия. Накидывала петлю, натягивала, сдавливала, несмотря на ярящееся пламя.

Нет, не гулять тебе по земле, не жечь тебе всё на своём пути!

И огонь отступал, медленно, нехотя, но отступал. Молли не торопилась – пламя надёжно прикрывало их от Нетопыря.

А в стене пещеры виднелся пробитый огненной стрелой проход. Молли смутно подумала, что взорвись тут обычный динамит, от них не осталось бы и мокрого места, но магия сработала куда лучше.

Да, понятно, почему пэры не обрадовались бы её окончательному уходу за Карн Дред…

А пока – пока они бежали сквозь проложенный пламенем тоннель. Огненная игла расплавила камень, и застывать бы ему ещё долгое время, если бы та же сила не высосала из него жар.

И вот – чёрные стены кончились, в глаза брызнуло солнце, а беглецы оказались на берегу, измученные, перепачканные копотью, в изодранной одежде и с испятнанными кровью боками; вокруг – вырванные с корнем, поваленные и раскиданные взрывом в стороны карликовые сосны.

Молли, словно и не чувствуя, что оказалась на свободе, метнулась туда-сюда – но оборотни её опередили.

Всеслав и Таньша застыли возле высокого, торчком замершего камня; а подле него, привалившись спиной, сидела сама госпожа Старшая.

– Госпожа! Госпожа Старшая!

Молли бросилась к ней, затрясла за плечи, не слыша предостерегающего рыка и Волки, и Медведя.

Щёки Анеи Вольховны ввалились, как и глаза, всё лицо обратилось в сплошную гипсовую маску, иссечённую морщинами, запорошённую мелкой пылью. Рядом стоит пустая кружка, между камней журчит невесть откуда взявшийся здесь ручеёк.

Волка тревожно завертелась, заскулила; Медведь лишь молча лизнул старую колдунью в щёку.

– Вернулись… kasatiki… – Это предназначалось Молли, потому что звучал язык Империи. – Поднимайте… меня. У… уходим…

Далеко уйти не успели.

И на сей раз появился не взвод егерей, а, наверное, две полные роты, всё, чем располагал Найт-холл.

Лорд Спенсер застыл, глядя на мелькавшие ниже по склонам фигурки солдат.

– Уходите! – бросил он грубо и резко. – Уходите, я их задержу!

Взгляд Волки, казалось, говорил: задержишь? Правда? Или, может, сдашься?

Девятый эрл бледно усмехнулся.

– Мне дороги назад нет.

– Почему? – У Молли подкашивались ноги, она только сейчас начинала понимать, что же случилось там, в подземельях, и против кого ей удалось выстоять.

– Потому что, мисс Моллинэр, – холодно сказал лорд, – вы можете считать пэров Империи негодяями и убийцами, однако они не таковы. И мне почему-то очень важно вам это доказать. На своём собственном примере. Считайте это моей блажью. Капризом пресыщенного аристократа. Последним капризом, если угодно.

– N-nesite… – прошептала меж тем госпожа Старшая. Молли поняла, лорд Спенсер, похоже, нет.

Они понесли. Ярина, неожиданно притихшая, с выражением, в которое Молли не могла поверить – точно вот-вот заплачет, – закусив губу, бежала рядом, поддерживая голову старой колдуньи.

Чуть поколебавшись, Спенсер последовал за ними.

Первые выстрелы загремели, когда до берега оставалось всего ничего.

– Прорвёмся, – услыхала Молли лихорадочный шёпот Ярины. – Прорвёмся, ба!