Для британского парламента поражения союзников, оплаченных их субсидиями, стали поводом усилить атаки на власть. Денег королю опять не давали. Он от соглашательства метнулся в другую сторону, пробовал действовать по-отцовски. Распустил первый парламент, заявив что или он покорится воле монарха, или в Англии не будет парламента. Но когда созвали второй, депутаты совсем разбуянились. Карл его тоже распустил, отправил лидеров оппозиции в тюрьму, а налоги стал собирать без санкции палаты общин — и к тем, кто не желал платить, ставил на постой солдат.

Францию внутренние распри терзали еще и похлеще. Очередной мятеж подняли гугеноты. Ришелье действовал четко, разбил их, а в наказание Ла-Рошели запретили иметь военные корабли, по соседству с ней выстроили форты на островах Ре и Олерон. Тем временем вызрел новый заговор знати — свои усилия объединили Анна Австрийская и принц Гастон, связавшиеся с Испанией и Англией. Для аристократов это не считалось предательством. Предполагалось взбунтовать дворянство, убить Ришелье, а Людовика отправить в монастырь. После чего Гастон женится на Анне и станет королем. О заговоре агентура кардинала узнала, и Гастон, едва его уличили, сразу заложил всех участников, за что получил герцогства Орлеанское, Шартрское, графство Блуа и огромную пенсию. Канцлеру Сегье было приказано обыскать королеву. Вопреки версии Дюма, переписку с испанцами и англичанами она добровольно не отдала, и канцлеру пришлось самому лезть ей за корсаж. Эти письма ей вычитали на госсовете и учредили за ней надзор, запретив принимать лиц мужского пола.

С остальными участниками обошлись по их рангам. Принцев Вандомов и маршала Орнано арестовали, герцогиню де Шеврез сослали, и лишь графа Шале приговорили к смерти. Измочалили его изрядно — палач попался неопытный, 15 раз тяпал по шее мечом, а потом еще пришлось добивать молотком по голове. Впрочем, дворянство было возмущено не этим — а самим фактом, что за такой пустяк, как заговор, аристократа осмелились казнить! Ну а Ришелье именно после этого заговора получил право на личную охрану из 50 чел. Тех самых “гвардейцев кардинала”, которых пачками нанизывают на шпаги книжные герои. Против премьера и в самом деле развернули войну все, кому не нравилось наведение порядка в стране. Теперь потоки бульварных памфлетов перенацелились на него. А дворяне, группирующиеся вокруг Анны Австрийской и принцев, преднамеренно оскорбляли людей кардинала — те вынуждены были принимать вызовы, и их убивали на дуэлях.

Но Ришелье оказался противником зубастым. Он представил Людовику (может, и сам подделал) несколько памфлетов, задевавших и короля. И добился введения жесткой цензуры. Запрещалось без разрешения канцлера печатание “писем, мемуаров или инструкций, касающихся государственных дел”, а понятие “оскорбления величества” распространялось на любые тексты, критикующие правительство. Цензор Леффем начал охоту за писаками, одни очутились в тюрьме, других казнили. А третьих взял на содержание сам Ришелье — и они сочиняли памфлеты на его противников. Он убедил короля и в том, что дуэли, сокращая число воинов, играют на руку врагам Франции. И был издан декрет о их запрете с очень широким спектром наказаний, от отставки до смертной казни. Дворянство сочло это беспрецедентным нарушением своих “свобод”, и граф Бутвиль из знатного дома Монморанси демонстративно, среди бела дня, устроил дуэль посреди Парижа с маршалом Девроном. Однако Ришелье доказал королю, что такого вызова спускать нельзя, Бутвиля и его кузена де Шапеля обезглавили.

Между тем усилением влияния кардинала озаботилась уже и Мария Медичи. Она сама пробовала взять под контроль короля, но крайне неумело — подсовывая ему красоток, которые сына абсолютно не интересовали. А Ришелье держал пристрастия Людовика под контролем и следил, чтобы его любовниками становились полнейшие ничтожества, не способные влиять на политику (Туара, Баррада, Сен-Симон). Королева-мать на почве растущего недоверия к своему ставленнику и происпанской ориентации стала сближаться с Анной Австрийской и Гастоном, возникла “католическая оппозиция” требующая ориентации на Габсбургов. И положение кардинала зашаталось — он еще далеко не был всесильным, и в угоду матери король мог пожертвовать им. Да и на внешней арене ситуация осложнилась. На фронтах Тридцатилетней войны католики побеждали, датчане отступили в свое королевство, Валленштайн опустошал северогерманские княжества. Но испанцев совершенно достали британские и голландские пираты. И Оливарес решил перетянуть на свою сторону хоть одну из этих держав, Англию, где Карл разругался с протестантами-парламентариями.

Тогда Ришелье сделал “ход конем”. Неожиданно предложил Испании заключить союз. Что позволяло, во-первых, нейтрализовать оппозицию — Мария сочла, что кардинал следует ее советам. Во-вторых, разрушило альянс Мадрида и Лондона, а в-третьих, предоставляло случай окончательно раздавить гугенотов. И разыгралось все, как по нотам. Оливарес Франции не доверял, но предложение принял. А гугеноты давно уже волновались, шумели, что по условиям прежнего договора они стали “рабами” короля. Франко-испанский союз спровоцировал их на открытое восстание. Они направили послов в Англию. Где Бекингем счел, что представился очень удобный случай и убедил Карла I вмешаться на стороне гугенотов.

Британцы объявили войну, захватили французские суда в своих портах, и Бекингем с эскадрой из 84 кораблей двинулся к Ла-Рошели. Послал подкрепления в эту крепость, а сам с десантом из 7 тыс. солдат осадил форт Сен-Мартен на острове Ре. Комендант Туара еле держался и завел переговоры о капитуляции, всячески затягивая их. Бекингем расслабился, а Ришелье прислал суда с подмогой и припасами, проскользнувшие мимо англичан. Гарнизон приободрился, приветствовал противника надетыми на пики окороками. Взбешенные британцы предприняли штурм, были отброшены с огромными потерями, и с позором уплыли.

Осаду Ла-Рошели возглавил сам кардинал. Обложил крепость с суши и с моря — выстроив дамбу из затопленных старых судов. Ввел в войсках строгую дисциплину. И маршал Бассомпьер говорил: “Ну разве мы не сумасшедшие? Ведь мы, чего доброго, возьмем Ла-Рошель” — что аукнется на дворянских “вольностях”. Из-за союза с англичанами многие гугенотские города от ла-рошельцев отпали, присягали Людовику. Другие примкнули к восстанию, избрав “первосвященником” де Роана, но у него не было денег на армию. Королевские части оттеснили его в Севенны, и помочь осажденным он не мог.

Попытка штурма Ла-Рошели в феврале 1628 г. вышла неудачной, тем не менее осаду кардинал не снял. У гугенотов начался голод, эпидемии. Мэр города Гитон и местные олигархи, захватившие запасы продовольствия, кричали об обороне до конца, а бедняки стали умирать. Бекингем стал готовить на выручку новую экспедицию, но был убит в Портсмуте фанатиком Фельтоном. А британские флотилии Денби и Линдсея потыкались у дамбы и сделать ничего не смогли. В октябре 1628 г. после 2 лет осады Ла-Рошель капитулировала. Причем Ришелье склонил короля проявить милосердие — в город ввезли продовольствие, саперы начали погребение множества трупов в домах и на улицах. И Людовика горожане встретили как избавителя. Он даровал им амнистию и религиозную свободу. Но магистрат разогнал, ввел управление королевских чиновников, лишил город всех привилегий. И запретил селиться здесь новым гугенотам — но не католикам. Так постепенно и растворили.