– Даний, он мстит за своих дочерей, – проорал Йонард, – у него есть три дочери. Их обманул Тень Орла!

– Он заключил с ними договор. В обмен на жизнь или смерть. – Эрон тоже включился в объяснения, рискуя сорвать голос. – Тень не дал им ни того, ни другого.

Неизвестно, слышал их Даний или нет. По лицу его ничего нельзя было прочитать, да и момент был явно не тот, чтобы разгадывать загадки. Йонард решился. Встав за спиной правителя, он положил свою огромную руку на его острое плечо. И тут…

Темный вихрь подхватил Берга. Тот даже не понял, поднимает его к звездам или размазывает по земле. Сила, к которой он прикоснулся, оказалась колоссальной, гораздо больше, чем все, что он до сих пор видел или хотя бы мог представить. А ведь он гордился тем, что видел Колизей…

– Жизнь или смерть, – услышал он вдруг.

Голос звучал словно в некотором отдалении, но очень отчетливо. И этот голос не принадлежал человеку, в этом Йонард мог бы поклясться, слишком мало в нем было страсти. Йонард навострил уши.

– Человек знал, что ему придется отдать. Договор был заключен. И был нарушен. Обманщик должен быть наказан.

– Царь Пределов, твои дочери хотят не мстить, а жить.

– Ты?!! – бесстрастный голос трепыхнулся, как снулая рыба под ножом.

Йонард едва не повторил то же самое, присоединив парочку заковыристых проклятий.

– Я говорил с ними. – Эрон торопился. Он тоже взял Дания за плечо, и огромная тяжесть, пусть даже поделенная на троих, ударила и его. Кем бы он там ни был, Берг чувствовал – ударила сильно. – Они хотят жить. Видеть солнце, держаться за руки, пить сок виноградной лозы, слушать песни, смеяться и плакать, влюбляться и быть любимыми, родить детей… Но невозможно узнать жизнь и не узнать смерть. Поэтому они и затеяли эту игру со смертными. Но чужая смерть – не замена. Как и чужая жизнь.

– Они бессмертны! – прорычал голос. – Такими они появились на свет. Что я могу сделать?! Это их судьба. Даже боги не властны над судьбой.

– Они не бессмертны, Царь Пределов. Просто смерть не может их узнать. Назови их.

– Что? – изумился голос.

– Дай им имена. Ты можешь. У тебя хватит сил. Ты подаришь им смерть, а с ней и жизнь, которой они так желают.

– Ты хочешь, чтобы я сам отдал смерти своих дочерей? – В голосе, таком ровном, появились режущие кромки. – Не слишком ли много за одну песню?

– Если желаешь, Владыка Глубин, я что-нибудь добавлю, – мгновенно подхватил Даний.

– Что ты можешь добавить, смертный? – Могут ли боги смеяться? Похоже, в этом они ничуть не уступают людям.

Даний не смутился.

– То, чего нет у твоих дочерей, – ответил он, – то, чего они так жаждут.

– Даже так?! И что же ты готов положить на весы, жизнь или смерть?

– Что пожелаешь, повелитель. Выбирай сам. Я приму твой выбор, если ты оставишь город людям.

Голос Дания окреп и налился какой-то новой силой. Он уже не вибрировал, из последних сил удерживая душу в теле, он звучал свободно и спокойно, как голос равного. Йонард рискнул открыть глаза. Небо над Акрой все так же бугрилось серыми тяжелыми тучами, ураган рвал крыши и раскачивал деревья, но вокруг что-то изменилось. Йонард огляделся и понял: рядом стояли люди. Много людей. Он узнал Рифата, своего давнего приятеля удра и его воинов, толстого Миния и его смышленого не по годам сына, лысого Кастора… Остальные лица скрывала тьма, но это ничего не меняло. По всему периметру стены стояли люди: мужчины, женщины, дети, старики… Похоже было, вся Акра выстроилась в живую цепь. Все они стояли, положив руки друг другу на плечи, не разбирая чинов и богатства: свободные и рабы, враги и друзья, мужественные люди и робкие. И по этой живой цепи в раскрытые ладони Дания, задержавшего волну, текла сила.

Кто собрал их всех здесь? Ответ Йонард нашел сразу: они пришли сами. Чтобы быть с Данием. Они вместе с ним любили розы, любили Франгиз, воевали и торговали. А теперь вышли, чтобы вместе встать на пути урагана.

Понял это и голос.

– Я возьму твое сердце, – объявил он. – Твой город останется. А ты уйдешь. И ничего не возьмешь с собой. Ничего и никого.

– Слово? – спросил Даний.

– Слово.

Огромный язык темной, почти черной воды пробил преграду, взметнулся к стене, рассыпаясь пенной шапкой. Правитель Акры мягко освободился от рук Йонарда и Эрона и, разорвав цепь, шагнул на край.

В тот год на побережье стояла на удивление прохладная, мягкая осень. Лето выдалось жаркое, но обильное дождями, траву не высушило, так что двое путников, один маленький и довольно плотный, а другой длинный как жердь, не удивлялись многочисленным овечьим отарам. Та, что преградила им путь возле небольшой деревни, была по счету седьмая. Гнал ее мальчишка лет восьми, не больше, босой, лохматый. Он с аппетитом грыз огромное красное яблоко и был вполне доволен жизнью. Один из путешественников приостановился и проводил его пристальным взглядом. Второй не обратил на мальчишку-пастуха никакого внимания. Он был занят тем, что рассматривал высящийся на горизонте городской вал. В том месте, куда он бросал такие любопытные взгляды, часть стены была разбита. Давно. Уже три лета тому назад, во время страшного наводнения, когда были разрушены деревни, размыты поля, погибли люди, в том числе и правитель Акры. Этот пролом так и не заделали, и впоследствии он стал местом поклонения горожан. Как-то само собой сложилось мнение, что правитель принес себя в жертву, чтобы умилостивить Посейдона, и тем самым спас город. Это мнение активно поддерживал новый правитель, Рифат, и жрец храма морского бога. Впрочем, кое-кто, не моргнув глазом, утверждал, что никакое это не мнение, а самая что ни на есть правда. И среди них были люди совсем не глупые, например торговец шерстью Танкар и его сестра Вани.

– Стоит, – маленький мотнул подбородком в сторону стены.

Высокий уже и сам заметил. Жадным взглядом серых, как спокойное море, чуть сощуренных глаз он смотрел на пролом в стене, возле которого в неярком свете солнца был отчетливо виден силуэт стройной светловолосой женщины в простом белом платье.

– Неужели она каждое утро стоит здесь?

Высокий молчал. А по лицу его спутник ничего угадывать и не пытался – бесполезно. Когда тот хотел, он прекрасно умел прятать свои чувства и мысли.

Женщина их, явно, не видела.

Так, неподвижно и в полном молчании, они стояли довольно долго. Потом силуэт женщины пропал со стены. Высокий с силой провел по лицу ладонями, тряхнул головой, словно освобождаясь от наваждения, и кивнул маленькому:

– Идем, Коста.

– Насмотрелся, – фыркнул тот, – теперь снова на целый год уедем?

– В следующий раз мы вернемся сюда раньше, – сказал Даний, – месяцев через пять.

– Что так? – по-настоящему удивился коротышка.