— Идемте, — велел он властно, натягивая на плечи одежду. — У меня есть план.

— Что ты задумал? — настороженно произнесла Уна. Дерек опустил капюшон на лоб, пряча лицо в его тени.

— Это отличный план, поверь мне, — ответил он бесстрастно. — А вы спрячьтесь и не высовывайтесь. Я пойду первым. Что ты я не говорил — молчите. И лишь когда я раню Королеву Монстров…

Дерек замолчал, и Уна сама закончила его мысль, проговорила ее в своем разуме.

Раню.

Вероятно, с первого раза убить ее не получится. Вероятно, придется бить еще и еще.

она успеет крикнуть, истекая ядовитой кровью, и на ее незадачливого убийцу кинутся ее слуги и монстры всех мастей.

Все может быть.

— Словом, — сухо закончил Дерек, поправляя ветхий капюшон, — я выполню то, что велел Демьен. Покончу с этим грязным логовом. Вы же можете просто уйти.

Аргент смолчал, а Уна упрямо тряхнула головой.

— Нет, — сказала она твердо. — Я не уйду. Мы оба пришли сюда затем, чтобы уничтожить это поганое гнездо. Значит, мы его уничтожим. Мы сожжем его дотла со всеми его обитателями.

— Хорошо, — ответил Дерек. Его горячая ладонь на миг сжала тонкие пальчики девушки, он поспешно отвернулся от девушки, словно скрывая свое лицо, на котором могли выписаться его чувства, и продолжил свой путь по замку.

Чутье, или может какое другое чувство, безошибочно привели Дерека и его спутников к тронному залу. То, что они приближаются к сердцу замка, можно было безошибочно угадать по тому, что теперь нет-нет, да встречались редкие посты охраны — жуткие, полуразложившиеся трупы, кое-как держащиеся на ногах, покачивающиеся, опирающиеся на свои алебарды. Любого нормального человека ужас объял бы при виде этих стражей, которые даже кричать не могли, только шипели что-то иссохшими горлами. Удивительно и странно, но и им Дерек раздавал пинки и тычки так смело, словно имел на это право. Перед огромными дверями, еще сохранившими остатки позолоты, пара относительно свежих трупов преградила ему путь, скрестив алебарды, и он, почти не останавливаясь, снес им головы своей золотой кочергой, с ненавистью и отвращением покромсал еще дергающиеся тела и отсек слабые руки, сжимающие алебарды.

Затем все так же грубо, не таясь, он пнул ветхие двери — так, что они едва не слетели с петель, — и шагнул в темный сырой зал, провонявший мертвечиной и сопревшим старый тряпьем.

— Здравствуй, Королева Монстров, — произнес он, щуря глаза, чтобы хоть кото-то рассмотреть в полутьме. — Как же долго я шел к тебе…

Уна, притаившаяся за открытыми дверями, напрягла зрение, чтобы понять, кто вообще есть в зале, но не видела ничего, кроме странных теней, походящих на развешенное на веревках старое драное тряпь.

Однако, при звуках голоса эти тощие, дрожащие от каждого сквозняка тряпки вдруг зашевелились, задвигались с тяжким полустоном-полувоем, расступились, и перед изумленным взглядом Уны предстали два трона, на котором сидели они — жуткая Королева Монстров и Безумный Король.

— Ваши Величества, — сказал Дерек почтительно, прижав к сердцу ладонь и поклонившись так низко, как и перед Алым Королем не кланялся. — Позвольте выразить свою радость от встречи с вами. Я давно хотел вас увидеть. Стремился к этому всю свою жизнь.

В его ясном спокойно голосе слышалось странное удовлетворение, и даже нюхачи, налетевшие на юношу по молчаливому велению королевы, надсадно и сипло сопящей на своем троне, удивленно залопотали что-то на языке, понятном только им одним, кувыркаясь и кривляясь у его ног, дергая его спокойно опущенные руки, расправляя его пальцы и рассматривая ладони, тормоша полы его аккуратной серой куртки.

Дерек же смотрел на их игру со странным спокойствием, свысока, щуря прекрасные голубые глаза, молча перенося все их ужимки и нескромные обнюхивания, даже когда нюхачи принялись пристально изучать его брюки, обнюхивать пах, ощупывая живот, колени.

Чтобы не закричать от ужаса и омерзения, Уна изо всех сил зажала рот руками, глядя во все глаза перед собой и не понимая, как Дерек может стоять так прямо и так спокойно у тронов, на которых еле шевелились две жуткие развалины. Долгие годы без пожирания чужого дара отвратительно сказались на монархах. Окружающие их слуги все были выпиты до дна и обглоданы до звонкого стука. От них оставались одни лишь кости, сухие и легкие, которые могла двигать самая крошечная капля золотого дара.

И если Безумный Король еще сохранил какое-то человеческое подобие, то Корнелия, Королева Монстров, была поистине ужасна.

Ее рыхлое жирное тело все еще стягивал красивый когда-то корсет, расшитый золотыми цветами, но нитки вышивки сгнили и потускнели, топорщась неопрятными лохмотьями. Рубашка, пошитая когда-то из молочно-белого шелка, теперь стала серо-зеленой от сырости, грязи и вонючего пота. Юбка, порванная и истлевшая, на коленях была истерта до прозрачности густой сетки, и жирные рыхлые колени Королевы просвечивали сквозь нее. Кожа Королевы Монстров была неестественно белой, дряблой, свисающей с лица, с шеи, плеч, груди омерзительными складками. Больше всего Королева теперь походила на черепаху, старую и неповоротливую.

Но самым ужасным было ее лицо.

Такое же неестественно белое, с безумными, маниакально горящими глазами, оно было лишено не только красоты, но любой человеческой черты, делающей людей привлекательными. Нос ее, испещренный густой сетью морщин, был огромный, мясистый, пористый, раздутый, как у городского пьянчуги. Щеки — дряблые, рот — тонкогубый, растянутый, как у лягушки, слюнявый и беззубый. Полулысый череп, кое-как прикрытый остатками спутанных седых волос, был украшен нелепым венком из белых цветов, так похожих на маки.

Даже Безумный Король, облаченный в доспехи с жуткими оскаленными черепами, украшающими его колени и плечи, с отвращением отворачивал обезображенное глубокими побелевшими шрамами лицо от смердящей кучи, в которую превратилась старая Корнелия. На голове его — такой же тусклой, серой, грязной, как и все кругом, — ярко натертый, блестел королевский венец. Скудный цвет клал богатые теплые блики на изящные золотые зубцы короны, украшенные глубокого, насыщенного кровавого цвета камнями, и казалось, что эта корона — единственное, что еще сохранило цвет в этом царстве тлена и мрака. Она смотрелась совершенно чужеродно и странно, и казалось, что она принадлежит другому миру.

— Юный некромаг, — проскрипела Корнелия, стараясь, чтобы ее уродливый голос прозвучал величественно и красиво, — подойди ближе. Я хочу рассмотреть тебя.

Дерек, едва не спотыкаясь о нюхачей, ведущих себя как безумные или как играющиеся обезьяны, шагнул вперед, и одно из чудовищ, похожее на кокон, связанный из останков высохших добела черепа, костей и плотной грязной паутины, осветил его юное лицо тусклой лампой. Косясь на чудовище, пыхтящее, дышащее вонючей смрадной глоткой, Дерек недобро усмехнулся, его красивые губы искривились как-то особенно злорадно и цинично, и улыбка эта Королеве Монстров понравилась.