Машина, из которой стреляли, с визгом помчалась вперёд, не останавливаясь.

– Одри! – позвал Билл. У него уже не хватало сил сдерживать её в своих руках. – Что же ты делаешь? Милая, не иди к нему!

– Я не могу оставить его! – она, задыхаясь, посмотрела в перепуганные глаза отца.

Билл покачал головой. Сердце разрывалось от того, что он видел. Состояние Одри было катастрофически плохим. Отец боялся отступить даже на шаг назад, опасаясь, что она прямо сейчас упадёт в обморок. И причиной тому были не её многочисленные проблемы, не те страдания от Блокады. Причиной истерики, слёз и неудержимого крика стала возможная кончина Доминика Хардмана.

Билл прикусил нижнюю губу и в момент отпустил свою дочь. Закрыв рукой рот, он сдерживал нахлынувшие слёзы. Слёзы, которые были проявлением безысходности. Не такой судьбы он желал своему ребенку. Не такой.

Подняв подол своего чёрного платья и всё равно спотыкаясь, Одри побежала к Гранту. Она упала перед ним на колени, на мгновение успокоившись. Затаив дыхание, Одри прикоснулась пальцами к его лицу. Он лежал на животе, а красное пятно на спине окрасило смертельной краской его белую рубашку.

– Папа! – она обернулась назад, и слёзы вновь бесконтрольно хлынули из глаз. – Вызови скорую!

Тяжело дыша, Одри умоляюще посмотрела на отца. Билл не решался достать телефон.

– Папа! Прошу тебя! – отчаянно выкрикнула она, прикладывая дрожащие пальцы к губам. – Пожалуйста, – прошептала Одри и вновь обернулась к Гранту, как только Билл нервно махнув рукой, начал выискивать в карманах средство связи с больницей.

Она со страхом прикоснулась двумя пальцами к его шее, выискивая пульс. Но его не было.

– Нет. Нет, нет, – повторяла Одри, не желая осознавать губительную истину и не веря своим глазам.

Он не погиб. Она была в этом уверена.

Это ведь тот самый Доминик Хардман, который никогда не проигрывает. Он не может умереть вот так просто, получив в спину три пули. Он не может погибнуть на пике своей славы. Не может.

– Ты ведь только что сказал, что не оставишь меня никогда, – прошептала невнятно Одри. – Ты пообещал.

Щёки не высыхали от слёз, но она не переставала гладить его лицо дрожащими пальцами.

– Если ты уйдешь, я пойду за тобой, Грант.

На её лице появилась улыбка. Со стороны это могло показаться ненормальным. Но ей было безразлично, что могли подумать другие.

– Одри, – послышался рядом голос отца. Она почувствовала его руку на своём плече. – Ты в порядке?

– Он мёртв, папа. – собственные слова ударили безнадёжностью, приводя Одри в себя.

Её лицо было бледным, а глаза – красными и опухшими. Вот он, самый большой кошмар. Кошмар, ставший её концом.

Полгода спустя

Гордость становится преградой на пути к счастью. Нежелание отпустить обиду остаётся пожизненной ношей. Казалось бы, очень просто – дать свободу чувствам и начать новую жизнь, уверенно перешагнув старую. Но человек устроен так: любить может, а прощает, лишь потеряв.

Одри заправила за ухо непослушную прядь волос и замерла на пороге своего дома, не заходя внутрь. Воспоминания буквально накатили волной.

Здесь она выросла. На этом пороге она в последний раз видела родную маму, которая покинула их с отцом. Здесь играла с друзьями в прятки. Смеялась и не знала горя. Вскоре здесь заканчивались её встречи с мальчиками, которые дарили цветы. Не всегда было радужно. В этом доме она переживала один из худших моментов жизни. Изнасилование. Время прошло так быстро. Ещё совсем недавно Одри пришла домой с засохшими потоками туши на бледном лице и в грязной одежде. Это была яма, в которую её закопала известная преступная группа нелюдей. И выбраться было невозможно.

Жизнь иногда крутит судьбами людей так резко, что сложно осознать и понять, куда она заведет нас в следующий раз. Тупик или новая дорога?

Психолог, который скрывал истинное лицо и был человеком с действительно громким именем, мог стать для неё погибелью. А стал спасением.

Но все проблемы кажутся нелепыми, когда теряешь близких. Теряешь тех, кого любишь и не можешь вернуть.

Одри широко распахнула глаза и отступила на шаг, как только дверь открылась и она встретилась с тёплым взглядом заботливого папы.

– Одри? Я только хотел тебе звонить, – проговорил Билл, улыбнувшись.

Она сделала шаг вперёд, входя в дом. Сумка легла на тумбу. Босоножки были сняты с уставших ног. Одри оперлась на шкаф двадцатилетней давности.

– Задержалась, – ответила Одри, направляясь на кухню.

Билл покачал головой и медленно пошёл за дочерью. Он робко присел на стул, молчаливо наблюдая за тем, как Одри сверлит глазами чайник, будто пытается заставить его закипеть быстрее.

– Ты в порядке? – спросил Билл, поджав губы.

– Да, – сказала Одри, обернувшись к отцу. – Устала.

Она обхватила локти ладонями, нервно потирая себя, словно от холода. Вот уже ровно полгода Билл ежедневно задавал один и тот же вопрос. В порядке ли его дочь? Нет. Не в порядке.

– Малышка, может ты поедешь отдохнёшь куда-то? В горы? Не хочешь? – с улыбкой энтузиаста предложил Билл. Ему хотелось, чтобы дочь наконец-то стала прежней улыбчивой девочкой, не знающей проблем.

С появлением Блокады в их жизни Одри изменилась до неузнаваемости. За последнее время лишь один раз Билл смог вновь увидеть огонёк счастья, пылающий в глазах дочери. Это было в тот момент, когда Доминик Хардман держал её за руку на своем допросе. Это было так давно. Так давно, что уже казалось неправдой.

– Нет! – резко ответила Одри, яро запротестовав.

– Тебя здесь ничего не держит, милая. Отдых необходим, – Билл нервно потёр руки, надеясь, что дочь всё же примет верное решение и наконец-то отпустит скорбь.

Одри молча повернулась к плите, выключая газ. Она взяла чайник и налила кипяток в чёрную кружку. Чёрный. Любимый цвет Гранта.

Она неосознанно улыбнулась, задумчиво рассматривая казалось бы обычную кружку.

– Ладно, – Билл едва заметно кивнул. – Тогда перестань ходить туда. Перестань носить на могилу розы. Тебе от этого легче не станет.

Одри застыла с той же улыбкой на лице, но ничего не смогла ответить отцу.

Полгода назад

Одри приложила руку к сердцу, несколько раз сильно ударив по груди. Будто от этого может стать проще. Она металась из одной стороны в другую. Накал был слишком сильным. Уже пятый час они ждали около отделения реанимации. Открывая железную дверь, из него выходили медсестры, внутрь поспешно забегали врачи. Расспросы о состоянии пострадавшего отклонялись моментально. Никто ничего не мог сказать.