На скаку миновали темную стену, где в широком проеме столпились серые, словно посыпанные пылью, фигуры с оружием в руках. Только и осталось в памяти, что даже обнаженные мечи и кинжалы у них такие же серые и тусклые, будто любой блеск изгнан из их мира.

Еще я успел запомнить, как по широкой каменной гряде беззвучно сбегает в несколько струй поток сияющего света. Прекрасный водопад, но слишком сияющий, изысканный, я залюбовался, несмотря на ощущение, что мы здесь не одни и что за нами наблюдают внимательно и без дружелюбия.

А впереди снова переплетение чудовищных корней, некоторые толще газовых труб, многие покрыты жуткими лишайниками, другие отсвечивают, голые, как подземные черви, но все поднимаются из земли, где им положено прятаться, устраивают висячие мостики, с которых свисают длинные черные бороды.

Пес бодро ринулся вперед и пропал, леди Беатриса ахнула и вцепилась мне в пояс.

— Не время расстегивать, — сказал я сварливо. — Вот вернемся в замок...

— Хам, — прошипела она в ухо.

— Бобик, — позвал я. — Ко мне!

Корни затряслись, роняя клочья мха и лишайника. Сперва мы увидели две красные точки в ночи, они то исчезали, то появлялись, наконец, Пес вынырнул из скопления корней и сел, глядя на меня с восторженной любовью.

— Свинья ты, — попенял я. — Ты везде пролезешь, а как мы? Ну мы с Зайчиком еще кое-как, а леди Беатриса? Ей что, на четвереньках? Это же уронит баронскую честь, бросит тень на хозяйку огромных земель и множества вассалов, величественную баронессу...

За спиной у меня зашипело, как упавшее на раскаленную сковородку масло. Я повернул коня и пустил вдоль живой баррикады. Как ни крути, а двигаться нужно в том направлении, если верить Псу, а верить приходится, сам я уже не знаю, где восток, где юг...

Однажды почудилось, что вижу обнаженную женщину. Стоит спиной к нам, небрежно скрестив длинные ноги, и слегка придерживается за ствол дерева, всматривается вдаль. Падающий сверху свет смачно выделяет широкую задницу, нежные валики жира на боках, даже краешек груди чуточку высовывается, самый краешек но я, как воочию, увидел размер и даже ощутил тяжесть в своей ладони.

Леди Беатриса сказала неприятным голосом:

— И что вы такого интересного там увидели, сэр?

— Судя по вашему голосу, — ответил я, — мы увидели одно и то же. Но если мне бабы мерещатся на каждом шагу, то это еще понятно... а почему вам?

Она после короткого замешательства фыркнула:

— Кто вам сказал, что я вижу какую-то бабу? Если вы имеете в виду ту растолстевшую и коротконогую, у которой плечи слишком широки, руки длинные, а пятки грязные, то с какой стати я ее буду видеть? Конечно же, я ее не вижу!

Деревья сдвигались, становились все толще и выше, я уже не видел ветвей, это все на немыслимой высоте, стволы уходят ввысь, почти все потеряли кору и стоят голые, давно голые, или потемнели и блестят, будто натертые лаком.

Пес унесся далеко вперед, иногда мы слышим его призывный гавк, в ответ чаще стучат копыта: Зайчик не любит, чтобы собака указывала ему, куда идти, делает вид, что и без него идем в ту сторону.

Впереди все темнее и темнее, я пробормотал заклятие, в двух шагах загорелся огонек, похожий на светящуюся бабочку, я напрягся и отодвинул его как можно дальше, но у меня предел пока что пять шагов. Огонек на удивление разгорелся ярко, но только чернота вокруг стала еще чернее и зловеще.

Леди Беатриса проговорила тихонько:

— Это... какая-то магия?

— Что вы, леди, как можно...

— Кто-то нам помогает?

Я помедлил, хотел было спихнуть на неведомого помощника, но тогда она может потерять бдительность, зачем самой, если помогают, сказал нехотя:

— Нет, это я зажег. Она ахнула.

— Вы... маг?

— Да нет же, — ответил я с неудовольствием. — Как вы можете оскорблять достойного человека, леди Беатриса? Я вам вроде бы никакой гадости еще не сделал... А вы вон как меня обозвали! Да у меня, может быть, сто потомков благородных и великих предков! Я вообще, может быть, веду свой род от самого Адама, а не от какой-то помеси Дарвина с Фрейдом...

— Но как? — спросила она, не обращая внимания на непонятный поток сознания. — Но... как?

— Святая молитва, — ответил я с достоинством. — Она не срабатывает в наших землях, где все благополучно, но действует вот здесь, где из-за каждого дерева выглядывают чудовища обло, озорно и рыкающе... Вот-вот, прижмитесь крепче. Какая у вас восхитительная грудь! Даже моя спина покраснела от смущения...

Леди Беатриса отодвинулась так резко, что я забеспокоился, как бы не свалилась прямо через круп. Пес вынырнул из тьмы, осмотрел вопросительно и, круто развернувшись, исчез в том же направлении. Мне показалось, что идет по некой дорожке: деревья по обе стороны сдвинулись настолько, что некоторые даже срослись боками. Через пару сот конских шагов я с испугом заметил, что справа и слева уже не столько деревья, как тянется исполинская стена, но не каменная, а вот из дерева, что хоть и не сгладились, однако рельеф и наплывы на стволах выглядят уже как декоративная отделка этого непостижимого храма...

Храма, подумал я снова. Дорожка расширилась, под копытами сухо стучит земля, если это земля, а не дерево стены уходят ввысь, но что-то подсказывает, что в незримой сейчас высоте плавно загибаются навстречу одна другой, образуя свод. Там темно и жутко, могут водиться странные звери, но это в самом деле лесной храм с одним-единственным входом и выходом...

В кустах шелестнуло, я ухватился за рукоять меча, но увидел только спину убегающего животного.

— Как хорошо! — вырвалось у меня.

— Что? — спросила леди Беатриса настороженно.

— Да это не вам, — сообщил я любезно.

— Догадываюсь, — ответила она едко. — Мне бы вы приготовили какую-нибудь гадость. А чему радуетесь?

— Хоть что-то от нас убегает, — объяснил я. — А то все бросаются и бросаются, злющее зверье какое! Вот даже вы, леди Беатриса, как будто из этого леса вышли...

Спину сидящего Бобика я увидел издали, умолк, взялся за рукоять меча. Леди Беатриса тут же охнула и ухватилась за меня покрепче.

Зайчик вышел на поляну, встал рядом с Бобиком. Тот высунул язык, оглянулся на меня, но я сам молчал, и он тоже уставился на странную скульптурную группу. Восемь человек сидят и лежат вокруг выжженного пятна на земле, у одного в руках нечто вроде домбры, двое вскинули в приветствии кружки, один грызет кость, еще один оперся на локоть и слушает музыканта, остальные укрылись одеялами и, приготовившись спать, слушают музыканта. Возможно, и певца.

Леди Беатриса прошептала за спиной:

— Неужели они мертвы?

Я наклонился, постучал по голове музыканта, вытащил кинжал и постучал рукоятью. Камень, обычный камень. Все восьмеро из камня. Лица и фигуры переданы с такой искренностью, что скульптора можно обозвать натуралистом, который не умеет даже схалтурить? чтобы промахи выдать за новые изыски.