Пола посмотрела на фигуру Обмана с эмалевым лицом, на ее неправильные руки и чешуйчатый хвост. Неужели неизбежно падение в эту бездну фальшивых лиц, неужели обман всегда таится под лепестками роз и кровавыми перьями? Но, по мере того как она смотрела, глаза ее прояснялись, она чувствовала, что никакое сомнение не изменит ее намерения вернуть Ричарда. Она повернулась к нему.

— Хорошо. Но ложь развращает и портит.

— Я знаю это. Я сведу ее к минимуму.

Свойственная Ричарду точность и даже его намерение в этот решающий момент держать дверь слегка приоткрытой для Венеры, Купидона и Безумия тронули ее, и она почувствовала к нему такую любовь, которую трудно сдерживать.

— Пола, насчет близнецов…

— Что насчет близнецов?

— Они настроены против меня?

— О, мой дорогой, нет. Они сохранили свою любовь к тебе, их ничто не коснулось. Я знаю это.

Образ близнецов вызвал у нее горячее предчувствие слез. Она закрыла глаза, отворачиваясь, и в первый раз подумала, а привлекательна ли я еще для него?

— Слава Богу за это. Когда мне можно будет?.. То есть мы что-нибудь решили?

Пола посмотрела на него вся в слезах.

— Ричард, спроси себя, спроси себя. Ты действительно хочешь этого?

— О, Пола, да. Да, да. Пожалуйста, дай мне руку.

Пола подвинулась к нему. Их руки соприкоснулись, их колени соприкоснулись. Они оба дрожали.

— О, Ричард, не здесь… кто-нибудь увидит.

— Нет, здесь.

Американцы, вернувшиеся с намерением бросить прощальный взгляд на Бронзино, быстро ретировались.

— Пола, я снова влюблен в тебя, ужасно влюблен.

— Я никогда не переставала быть влюбленной в тебя, ни на секунду.

— Слушай, Пола, ты не возражаешь, если мы сразу пойдем домой? Я хочу поцеловать тебя по-настоящему, я хочу…

Они вскочили. Ричард бросил быстрый взгляд на смотрителя и подошел к Бронзино. Он протянул жадные пальцы к холсту, лаская слегка соприкасающиеся уста Венеры и Купидона. Потом он схватил Полу за руку и потащил за собой. Они выбежали из галереи. Смотритель обернулся и начал взволнованно пересчитывать картины.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Спасибо. Немного шерри.

— Вам не мешает огонь? Не слишком жарко для вас?

— Нет, я люблю огонь. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

— Я чувствую себя гораздо лучше. Как Пирс?

— Пирс в прекрасной форме. Чтобы не забыть, он шлет вам приветы. Просил, чтобы я не забыла сказать — горячие.

— И я шлю ему привет. Садитесь. Как хорошо, что вы пришли.

Мэри Клоудир бросила пальто на пол и довольно неловко уселась, напряженно держа стакан с шерри перед собой, как будто она держала что-то необычное, револьвер, к примеру. Ее рука слегка дрожала, и несколько капель пролились на бело-голубые клетки ее платья и слегка увлажнили ее бедро. Она с любопытством оглядела комнату. Это была очень приличная комната, в которой было много — на вкус Мэри, слишком много — ярких безделушек. Они лежали повсюду, похожие больше на игрушки, чем на украшения. Она выглянула через напоенное солнцем окно и посмотрела на железные почтовые ящики и ярко выкрашенные двери маленьких аккуратных домов напротив, и ее сердце упало. Она подумала, как мало я знаю его.

— Прекрасные новости о Поле и Ричарде? — сказала она.

— Чудесные.

— Я очень рада, — сказала Мэри. — Они так счастливы, что стали похожи на веселых детей. — Она вздохнула. — Но вы не удивлены? Я не знала, что они думают об этом. Пола все таит в себе.

— Мм. Да. Как-то быстро… Как в кино. Жизнь бывает неожиданной.

Мэри смотрела на тяжело ступающего, как конь в стойле, Дьюкейна по другой стороне комнаты в пространстве за высоким креслом. Потом он оперся о спинку стула и посмотрел на нее. На нем был черный шелковый халат с красными паутинными звездочками, накинутый на темно-красную пижаму, по этому поводу он рассыпался перед ней в извинениях. Одежда придавала ему слегка экзотический, слегка испанский вид, он был похож на актера или танцора.

— Джон, что происходило там в пещере? Пирс не хочет ничего рассказывать. А мое воображение не устает работать. Я видела ужасные сны об этом. Вы были близки к смерти?

Дьюкейн сказал медленно:

— Трудно сказать, Мэри. Может быть. Пирс вел себя очень храбро и мужественно.

— Как и вы, я уверена. Можете ли рассказать все, как было, начиная с самого начала?

— Не сейчас, Мэри. Если вы не против. — Он добавил: — Я странным образом видел там ваше лицо в темноте. Я расскажу вам позже.

Его властный вид успокоил ее.

— Хорошо. Вы расскажете, когда захотите. Вы приняли решение, Джон?

— Какое решение?

— Вы говорили, что должны принять решение, касающееся судьбы одного человека.

— О, да, я сделал это.

— И это было верное решение?

— Да, я уладил это дело. Я уладил множество дел. Практически все!

— Хорошо.

— Вы не знаете, о чем вы говорите! — сказал Дьюкейн. — Извините. Я еще весь на нервах.

Мэри немного неуверенно улыбнулась. Потом она сказала неожиданно горько:

— Я ничего не знаю о вас.

— Вы знаете меня много лет.

— Нет. Мы замечали друг друга, как знакомые предметы ландшафта, как дома или железнодорожные станции, объекты, которые проезжаешь, путешествуя. Мы так мало сказали друг другу.

— Вы несправедливы. Мы общались друг с другом. Мы — похожи.

— Я не такая, как вы, — сказала она. — Нет, вы принадлежите к другой расе.

Она оглядела комнату со всеми ее безделушками, похожими на детские игрушки. За окном тяжелый солнечный вечер полнился далекими звуками.

Он казался удивленным, обескураженным.

— По-моему, это звучит не очень лестно.

Она смотрела на его худое лицо, узкий нос, волны сухих темных волос. Их речь казалась ей глухим, долгим и лишенным ритма барабанным боем. Она вздрогнула.

— Это неважно. Вы — другой. Мне нужно идти.

— Но вы только что пришли.

— Я приходила узнать, все ли с вами в порядке.

— Наверно, нужно признаться, что не все в порядке. И мне не очень приятно, что вы убегаете. Я надеялся, что вы пообедаете со мной.

— К сожалению, у меня встреча.

— Ладно, но не уходите сразу, Мэри. Выпейте еще шерри.

Он наполнил ее бокал. Черный шелк коснулся ее колена.