Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неправда! — возразил Этьен. — Я найму дополнительную охрану, чтобы не допустить новых инцидентов подобного рода.
Белла недоверчиво закатила глаза. Этьен повернулся к седовласому врачу.
— Итак, доктор, сможет Лефевр выступать?
Доктор покосился на Жака и пожал плечами.
— Надеюсь, к завтрашнему дню не будет физических противопоказаний для работы на сцене. Рана поверхностная. Это я как врач говорю. Но как здравомыслящий человек скажу иначе: если мистер Лефевр завтра вернется на сцену, у него в голове песок вместо мозгов.
— У него там не песок, а камни — такой он упрямый, — вставила Белла.
Жак бросил на девушку яростный взгляд. Доктор улыбнулся и, выслушав слова благодарности, удалился.
Этьен, видимо, успокоился.
— Полиция опрашивает зрителей, — сказал он Жаку. — Уверен, они найдут виновного.
Жак лишь рассмеялся.
— Сомневаюсь. Я совершенно уверен, что стреляли из-за кулис.
Белла испуганно ахнула.
— Ты действительно уверен?
Жак успокаивающе погладил ее по щеке. Но у него самого был крайне встревоженный вид.
— Увы, дорогая, убежден. Я стоял боком к зрительному залу, и рука была прижата к телу. Так что стрелять могли только из-за кулис. На меня покушался кто-то из своих.
— О Боже! — простонала Белла.
Жак и Этьен оцепенели в мрачном молчании.
— — Жак! Не смей больше выходить на сцену! Я тебе запрещаю! — повторяла Белла в проулке за театром, когда через полчаса они с Жаком шли к карете. Она решила ехать к нему — единственно с тем, чтобы отговорить тенора от возвращения на сцену «Сент-Чарлз-опера». Девушку бесила идиотская, упрямая решимость Жака продолжать петь в театре, где его пытались убить по меньшей мере дважды.
— Белла, не отложить ли нам до лучших времен дискуссию? — сказал Жак, подталкивая ее к карете.
До каких лучших времен? Когда тебя убьют? — неистовствовала Белла.
Жак открыл дверцу и помог Белле сесть. Потом сел рядом с ней, захлопнул дверцу, крикнул Луису:
— Домой! — и устало потер лоб. — Белла, у меня был трудный вечер. Я бы хотел забыть этот мерзкий инцидент. Поэтому хватить донимать меня.
— Забыть? — ошарашено переспросила Белла. — Забыть, что твоя жизнь в смертельной опасности? Что полиция не имеет ни малейшего понятия, кто в тебя стрелял?
— Как знать, может, стрелявший потешил свою душу и угомонился.
— А что, если это стрелявшая?
Жак криво усмехнулся.
— Тогда другое дело. Женщины более упрямы в своей ненависти. И в мести гораздо чаще идут до конца.
Белла в отчаянии ломала руки.
— Ты невозможен! Невозможен!
— Он обнял ее за плечи.
— Хватит кудахтать. Лучше поцелуй меня.
— Она решительно оттолкнула его.
— Нашел время для поцелуев! Жак, порой ты выводишь меня из себя. Ты совершенно как мои родители! Они были такие же импульсивные и беззаботные! Ничего в голове, кроме рабского служения опере. А чем это для них кончилось?
— Я тебя ни на что не променяю! — горячо возразил Жак.
— Променяешь, если погибнешь!
«Или уже променял?» — вдруг пронеслось в голове. Белла вспомнила о том, что многократно видела призрак певца, и мороз пробежал у нее по спине.
— Пока что я живой, и очень даже живой, таbelle, — произнес Жак, прижимаясь горячими губами к ее шее.
Невзирая на прелесть поцелуя, девушка отскочила и вскипела:
— Жак, ты способен думать о чем-нибудь, кроме наслаждения?
— Как я могу думать о чем-либо другом? — с жаром возразил он. — Самое время думать о наслаждении. Ведь когда существование человека балансирует на грани жизни и смерти, он возвращается на элементарный уровень, где всем правят пища и удовольствия.
— Какой ты умный! — насмешливо сказала Белла и добавила: — Но только знай, умник, не видать тебе меня в своей постели, пока мы не поговорим. Все не так просто…
Жак весело блеснул глазами.
— А мне кажется, очень просто, — посмеиваясь, произнес Жак и без церемоний посадил Беллу к себе на колени.
Было чертовски приятно прижаться к нему, особенно остро это ощущалось сейчас, когда она чуть не потеряла его. Но желание не потерять возлюбленного через неделю было существеннее сиюминутного наслаждения от его прикосновений и поцелуев.
— Жак, не принуждай меня бороться с тобой, — умоляющим голосом сказала Белла. — Мне очень не хочется сделать тебе больно…
— Тогда не борись, — прошептал он, ласково касаясь губами ее щеки и кладя руку ей на грудь. — Белла, я не против побеседовать с тобой. Но сперва хочу почувствовать твою близость. Хочу, чтобы сегодня ночью ты была моей и забыла о сдержанности.
— Жак…
Она безуспешно уклонялась от него, судорожно сжимая кулачки.
— Я чуть не потерял тебя сегодня вечером, Белла, — страстно шептал он, осыпая ее лицо поцелуями. — Ты испугалась, когда увидела меня с окровавленной рукой. Но ты не можешь представить, что пережил я сразу после выстрела, когда осознал, что мог потерять тебя. Ведь если бы я погиб, я бы потерял тебя…
— Ах, Жак, Жак…
Беспомощная перед силой его и своей страсти, девушка обвила руками шею Жака и целовала его.
Выйдя из кареты, они прошли, держась за руки, через благоухающий сад перед домом. Жак смотрел на нее с таким вожделением, что ей было и страшно и приятно. Он ведь прав, подумала Белла. Близость смерти требует испить чашу наслаждения до дна, познать самое интимное, самое полное слияние тел.
Наверху, в спальне, Жак сел на кровать и проворно снял с себя рубашку и туфли.
— Иди сюда, — позвал он.
Его хриплый от желания голос и пылкий взгляд мгновенно настроили Беллу на эротический лад. А вид его мускулистой голой груди лишь усилил вожделение. Подойдя ближе, она вдруг с опаской посмотрела на пропитанную кровью повязку.
— А как твоя рана?
Жак пренебрежительно усмехнулся.
— Побаливает. — И, глядя на Беллу голодными глазами, сказал: — Долой одежду, дорогая!
— Жак…
— Воспринимай это как неизбежную прелюдию к нашему разговору.
Дрожащая от желания Белла охотно подчинилась. Медленно сбросила с себя платье, нижнюю юбку, сорочку и белье. Жак наблюдал за ней, упиваясь каждым ее движением. Кровь стучала в ушах девушки, сердце заныло в сладком предчувствии.
Жак открыл яркую жестяную коробку, которая стояла на столике у изголовья кровати. Белла была заинтригована: что же там такое?